ПИСЬМО О ГАЛИЦКО-РУСКОЙ СЛОВЕСНОСТИ

ПИСЬМО О ГАЛИЦКО-РУСКОЙ СЛОВЕСНОСТИ

Профессора Михаила Максимовича,

писаное въ 1840. году изъ Кіева.

Милостивый Государь!

Письмо Ваше для меня чрезвычанно было пріятно во всѣхъ отношеніяхъ, — и самый русскій языкъ, ежечасно здѣсь слышимый становится чѣмъ-то новымъ, болѣе внятнымъ и роднымъ, болѣе краснорѣчивымъ въ Вашихъ устахъ, чѣмъ подъ перомъ нашихъ премногихъ писателей. Хвала и честь Вамъ, что Вы его усвоили себѣ, не смотря на полвѣка жизни Вашей! Пишите ко мнѣ и ко другимъ Русскимъ, ради Бога, по-русски: не повѣрите, какое это наслажденіе доставляетъ, хотя для Васъ, — намъ Вы говорите — труднѣе то, чѣмъ писать по-польски (полъска мова — цуръ êй, пекъ êй — обрыдла и тутъ до ката нашому брату, южному Русину... нехай вона зтямится ! Буде зъ неи и того, що вы книжки на êй пишете да друкуете!) Возрожденіе русской словесности въ Червоной Руси есть явленіе утѣшительное; дай Богъ, чтобъ обстоятельства къ тому благопріятствовали и чтобы молодое ваше духовенство не прекращало сего прекраснагоя достопамятнаго начинанія. На какомъ бы ни писали языкѣ Галичане, все ровно, лишь бы писали они о своей милой Руси; но молодому — нынѣшнему и будущему поколѣнію надо писать на своемъ родномъ языкѣ, подобно Нѣмцамъ, Французамъ, Чехамъ и всѣмъ почти другимъ націямъ. У насъ въ имперіи Русской, Русскимъ языкомъ сталъ Великорусскій языкъ, которымъ и говоримъ, и пишемъ, и думаемъ, какъ языкомъ общимъ, живое употребленіе и въ Украинѣ (въ образованномъ классѣ народа) имѣющемъ. Потому все, что у насъ пишется по-малороссійски, есть нѣкоторымъ образомъ уже искуственное, имѣющее интересъ областной только, какъ у Нѣмцевъ писанное на Аллеманскомъ нарѣчіи. У насъ не можетъ быть словесности на южнорусскомъ языкѣ, а только могутъ быть и есть отдѣльныя на ономъ сочиненія — Котляревскаго, Квитки (Основяненка), Гребенки и другихъ. Южнорускій языкъ у насъ есть уже какъ памятникъ только, изъ которого можно обогащать Великорусскій или по преимущесіву у насъ Русскій языкъ. Народныя Украинскія пѣсни и пословицы суть также только прекрасные памятники для словесности русской. Но для Русиновъ Австрійской имперіи живой языкъ южнорусскій; пора языка польскаго для нихъ давно прошла, пора Великорусскаго языка для нихъ еще не наступала. Потому весьма желательно, чтобы они подобно Вамъ усвоили себѣ Великорусскій языкъ; но ваша Червонорусская словесность — по моему мнѣнію — должна быть на Вашемъ родномъ русскомъ языкѣ — т. е. на южнорусскомъ; и только въ Галиціи она можетъ быть на этомъ языкѣ. И потому для вашихъ молодыхъ писателей наши народныя пѣсни должны быть не только какъ памятника прекрасные, но и какъ живые образы языка русскаго; тамъ и формы уже готовыя для Галицкихъ стихотворцевъ. Это хорошо поняли Головацкій, Вагилевичь, Устіяновичь и Шашкевичь и потому ихъ стихи читаю съ большимъ удовольствіемъ и сочувствіемъ, чѣмъ стихи Лѣвицкаго и прочихъ мнѣ извѣстныхъ, кои отъ своего народнаго отбываются, а къ Великорусскому не пристало, и плаваютъ между ними на искуственной срединѣ, весьма неблагопріятной ихъ поэзіи. Такъ писали у насъ Сумароковъ и Кантемиръ и другіе въ XVIII. вѣкѣ. — Гоголь пишетъ совершенно въ Малороссійскомъ духѣ, между тѣмъ пишетъ по великорусски и лишь немногія слова Украинскія употребляетъ; а между тѣмъ читая его, кажется читаешь по южнорусски*). Ваши молодые писатели должны писать чистымъ южнорускимъ языкомъ, какой представляется особенно вь пѣсняхъ и думахъ Украинскихъ и старинныхъ червонорусскихъ; а этотъ языкъ пополнять могутъ изъ старинныхъ письменныхъ памятниковъ Галицкихъ и Украинскихъ, гдѣ много есть словъ и оборотовъ — а потомъ уже пополнительнымъ источникомъ пусть будетъ Великорусскій языкъ, преимущественно передъ другими Словенскими. Для правописанія сообразуемъ долженъ быть старинный способъ писанія южнорусскій приноровленный къ народному языку надсторчнымъ знакомъ ̂ (а не ̈ ибо у Русскихъ ё, ö, ѣ̈=іо). Я предложилъ этотъ способъ въ 1827 году; многіе оный одобрили; старинное употребленіе въ немъ сохранено. И я не вижу причины, для чего, н. пр. Вагилевичь**) упрекающій Лозинскаго за писаніе польскими буквами, защищающій по справедливости нашу Русскую азбуку, самъ вопреки ей пишетъ не по-русски, изгоняетъ ъ, ы, вмѣсто въ даже въ глаголахъ пишетъ ү и вводитъ Молдавское джа (џ) какъ будто недовольно ясно будетъ поставить дж: правописаніе его Русалки, признаться, очень дико, и правописаніе Лѣвицкаго болѣе походитъ на русское. Если, эты расколы, и разногласія будутъ продолжаться въ начинающей словесности и не примутъ всѣ одного правописанія, то это замедлитъ успѣхъ. И у насъ Тредьяковскій хлопотался очень о нововведеніяхъ; пробовали изгонять буквы ъ, э; Лажечниковъ издалъ недавно цѣлый романъ „Басурманъ“ писаный какъ говорятъ (н. пр. маево, пашолъ, вм. моего, пошелъ), какъ по украински пашутъ Харьковцы и Поляки (польскими буквами); однако основою Великорусскаго правописанія все таки осталось церковнословенское правописаніе, изъ коего розвилась и Великорусская и наша Южнорусская письменность. Что хорошо Вагилевичь (собт. Шашкевичь) сдѣлалъ, такъ ото двоякое е (е, є) и употребленіе ү, (только не вездѣ). Прошу Васъ покорно передать мои мысли вашимъ Львовскимъ писателямъ русскимъ и поклоняться имъ. Желаю имъ полнаго успѣха, Богъ да поможетъ имъ въ томъ! — Я писалъ бы къ нимъ, да не имѣю силы для этого; кромѣ гемороя и ревматизма, коими страдаю другой годъ, я уже десять лѣтъ не вижу правымъ глазомъ, а лѣвымъ могу читать только до обѣда, и то теперь съ трудомъ. — Не знаю, получилиль Вы посланные мною Вамъ описаніе Кіевософійскаго собора и мою Iю часть Исторіи древней русской словесности? — Если Вамъ понадобится какая нибудь книга, пишите ко мнѣ, и я охотно Вамъ буду высылать. Теперь посылаю Вамъ Кіевлянина, изданнаго въ 1840 году. Вотъ начало такого изданіи, которого назначеніе южная Русь и коего Вы желали. Теперь посылаю только три эксемпляря, для Васъ, Вагилевича и Головацкаго; при оказіи пришлю больше. Если у Басъ есть какія матеріалы, то одолжите мена присылкою ихъ для помѣщенія въ Кіевлянинѣ. Если можно къ Октябрѣ мѣсяцѣ напишите мнѣ статью о Львовѣ (о началѣ его, состояніи особенно въ XVI. XVII. вѣкѣ, когда была академія тамъ, — о церквахъ замѣчательныхъ и проч.); хорошо бы составить и статью небольшую о Галиціи всей или Австрійской Руси Червонной и Карпатской (показавъ округи всѣ, границы ихъ, народонаселеніе, церковное состонніе, нарѣчія и пр.). Статьи Ваши будутъ очень замѣчательны и примутся у насъ съ удовольствіемъ большимъ и успѣхомъ. Пишите хоть на польскомъ языкѣ; я переведу ихъ на русскій. Попросите Вагилевича, Головацкого и другихъ однородцевъ моихъ быть моими сотрудниками и участвовать въ Кіевлянинѣ статьями о Червонной Руси; хорошо естьли бы къ Октябрѣ иля Ноябрѣ что нибудь я получилъ для второй книжки Кіевлянина. Пусть и Галичане помогутъ Кіевлянину и въ немъ отзывается ихъ голосъ!

Апрѣля 22. дня 1840 года.

Михаилъ Максимовичъ.

П. С. Сообщите мнѣ вѣрную копію послѣсловія Ивана Ѳедоровича къ Апостолу Львовскому (1574) и копію герба его. — Г. Вагилевичь занимается много миѳологіей; не можетъ ли онъ написать для Кіевлянина статейку о Дивахъ, вѣрованіе коимъ осталось въ Карпатахъ и было въ Украинѣ, какъ видно изъ пѣсни Игоревой. — Желалъ бы я имѣть еще подробное извѣстіе о Ветхомъ Завѣтѣ, переведенномъ съ еврейскаго;?) и хранящемся въ Львовѣ, о которомъ вкратцѣ помянулъ Головацкій. Современемъ я очень желалъ бы получать краткія описанія Галича и прочихъ Червенскихъ городовъ, подобно тому какъ у меня въ первой книгѣ описаны нѣкоторые: прочтя ихъ Вы увидите, чего мнѣ надобно. Все замѣчательное относительно Галицкой Руси будетъ у меня имѣть мѣсто, только Бога ради присылайте и пригласите другихъ.

Если мнѣ поможетъ Богъ нынѣшнимъ лѣтомъ освободиться отъ моей болѣзни и стать на ноги (ибо я такъ слабъ ногами, что больше года почти не выхожу изъ дому), то я надѣюсь въ будущемъ году побывать у Васъ во Львовѣ и объѣхать всю Галицію, и даю въ этомъ себѣ обѣтъ!

М. М.

_________________________________

*) То само впечатіѣніе чувствуеть и нашь Русинъ при чтеніи другихъ писателей природныхъ Малороссовъ, не исключая и самого Г-ва Максимовича.

**) Должно читати Маркіанъ Шашкевичь, который былъ собственно главнымъ редакторомъ Русалки Днѣстровои 1837. изданио въ Будинѣ, и авторомъ статьи о Рускомъ весѣлью стр. 130.

Предлежащее письмо писалъ еще въ 1840. году ученый профессоръ г-нъ Михаилъ Максимовичъ къ покойному Денису Ивановичу Зубрицкому, который то письмо сообразно желанію автора сообщилъ мнѣ — и я оцѣняя важность его содержанія снялъ съ него копію. — То было первое сообщеніе писателей нашихъ съ Украиною, первое почутье сродства и одноплеменной взаимности межь Галицкими и Украинскими учеными въ то время, воли близшее сообщеніе между ними утрудняемо было непреодолимыми препятствіями. Письмо то писано было въ самое время первого пробужденія нашей словесности, когда на нашемъ небосклонѣ литературномъ появились первый покушенія въ родномъ языцѣ; когда Іос. Левицкого переводы Шиллеровыхъ балладъ, воззрѣніе страшилища, благожелательныи стишки іерархамъ и та несчастная Русалка Днѣстровая, причинившая столько клопотъ своимъ издателямъ, становили всю сумку литературныхъ произведеній рускихъ въ Австріи. Письмо сіе походило отъ знаменитого писа¬теля, собирателя пѣсень народныхъ и ревнѣйшого друга и защитника ма¬лорусской народности. — Обозрѣніе словесныхъ плодовъ нашихъ съ осьмь сотъ тридцатыхъ годовъ сообщилъ г. Максимовичъ въ своемъ Кіевлянинѣ, осуждаючи тіи первенцы литературны со всею снисходительностію и истинно отцевскою ласкою.*)

Въ семъ письмѣ высказанны мысли и розсужденія прямо, безъ малѣй¬шого пристрастія, предложенъ всесторонно обдуманный совѣтъ для Русиновъ отъ многознающого и опытного мужа. Онъ похваляетъ лучшій начатки сло¬весности, розбираетъ положеніе наше, предостерегаетъ отъ излишныхъ но-вовведеній и безпотребныхъ крайностей. Предвидя препятствія въ книжномъ образованіи языка, яковыя многимъ тогда и въ умъ не приходили, подалъ онъ ясный и положительный совѣтъ, отъ которого отклонитися трудно было. Мы молодыя труженники на поприщѣ родной словесности повиновалися зрѣ¬лымъ наставленіямъ опытного и доброжелательного мужа и слѣдовали почти безусловно его совѣтамъ. Дозакомъ тому служити могутъ всѣ книжки из¬данныя послѣ 1840. года: Галицкіи приповѣдки, Вѣнокъ ч. I. осо¬бенно же часть II. За тѣми ишли издаватели нашихъ газетъ съ І848. года, и нынѣ мы поступаемъ всѣ по тому же пути. Етимологическое словено-руское правописаніе Максимовича принято нами, въ головныхъ точкахъ соглаша¬ются всѣ писатели наши касательно письменного языка.

Непоявилися у насъ больше сочиненія съ отжитыми церковно - сло¬венскими формами, яковыи старался было ввести почт. Стеф. Сѣмашъ, ни пугаютъ насъ больше воззрѣнія страшилища, яке напечаталъ былъ 1838 г. Лисенецкій въ Вѣдни. Согласно съ предложеніемъ проф. Максимовича полага¬ютъ всѣ писатели наши безъ изъятія въ основаніе народный рускій языкъ, пополняютъ по возможности словами и реченіями изъ старинныхъ Галицкихъ и Украинскихъ письменныхъ памятниковъ а наконецъ, никуда правды дѣти, пополнительнымъ источникомъ нашего языка есть и книжный русскій языкъ употребляемый въ Россія, о сколько слова и реченія не противятся етимо¬логіи нашего языка. Дѣется то уже по той причинѣ, что вся древная словесность розвивалася на поприщѣ нашой южной Руси и что книжный языкъ Россіи въ вѣковомъ своемъ розвитіи принялъ сильный приливъ нашей юж¬ной Руси. Всѣ писатели наши безъ изъятія поступаютъ на той дорозѣ, роз¬личаясь въ слозѣ соотвѣтно предметенъ, о которомъ кто нибудь изъ нихъ пишетъ. Есть розногласіе между ними, але только въ мѣрѣ и количествѣ матеріала, о сколько-одинокіи писатели заимствуютъ больше изъ народной стихіи изустныхъ говоровъ, или же изъ давныхъ памятниковъ письменныхъ рускихъ и произведеній текущей литературы. И судя по большимъ или скуднѣйшимъ свѣдѣніямъ въ объемѣ руской словесности одинокихъ писате¬лей иначе быти не могло. Большая часть нашихъ пишущихъ не объучалась рускому языку въ ніякихъ школахъ, всякіи свѣдѣнія свои стяжали они част¬нымъ и собственнымъ трудомъ. Кто изъ нихъ имѣлъ случайность познако¬мится съ народнымъ говоромъ розданныхъ сторонъ руской земли или читалъ произведенія нынѣшной литературы, а при томъ изучалъ и старинныи па¬мятники словесности руской, тотъ изъясняется свободнѣе, пользуясь изоби¬ліемъ словъ и полнотою формъ, которыи усвоилъ себѣ писатель собствен¬нымъ ухомъ млн черезъ чтеніе книгъ; у кого же не было способности либо охоты поднимати толикій трудъ, и чіи знанія ограничаются на недо¬статочныи свѣдѣнія вынесеныи изъ родинного села или немногихъ и недоста¬точныхъ учебниковъ школъ нашихъ, той принужденъ вращатися въ крузѣ немногихъ реченій и фразъ, якіи осталися у него въ памяти — прочій же недостатокъ реченій пополняется у него очевидно нужды ради изъ язы¬ковъ, которыи найблизше при руцѣ, или коваются по произволу новый не¬бывалыи слова, хотя часто и совсѣмъ противу духа руского языка.*) Вотъ въ чемъ разнообразіе и розноличіе слога, и если угодно сказати, и языка у нашихъ пишущихъ людей. Одному подобалося писати: товаръ, другому мѣстное выраженіе: маржина, третему лучше понравилось имѣнье, четвертый кричалъ: то не по народному, народъ, т. е. простолюдинъ родного села, того не понимаетъ, и зачалъ писати (съ польска) быдло, быдлина, быдлята, представляя собѣ подъ народомъ свое село или даже относи¬тельно понимаемости и себе самого. Страсть очищенія языка отъ мнимой церковщины пошла у другихъ еще дальше. Если кто употребилъ слова въ иныхъ сторонахъ въ общемъ ходѣ у народа живущій, н. пр. скотъ, скотина, перстъ (вм. палецъ), путь, очередь, годъ, казнь, дешевый, ознобити, повиноватися и пр., то поднялись воз¬гласы: то по московски! то по церковному! то не по народному! А межь тѣмъ, якъ ни село, ни повѣтъ не спановлятъ народа, такъ и говоръ или на¬рѣчіе одной околицы не представляетъ народного. Народъ нашъ составляютъ миліоны — а народный языкъ, народная словесность обнимаетъ всѣ произ¬веденія слова, письменны и изустны, въ которыхъ въ вѣковомъ существо¬ванію народа выразилася духовная жизнь народа, т. е. мысли его ума, нравственный движенія сердца, творческій мечты его воображенія, со всѣмъ запасомъ словъ, реченій, выраженій, со всѣмъ изобиліемъ языка.*)

Но возвращаемся до нашего письма. — Уже 22 лѣтъ минуло послѣ написанія того письма. Премногое изнѣнилося отъ того времени. Многій желанія профессора Максимовича исполнились, чи други исполятся и якъ — ожидати надлежитъ. Многій положенія поставлены нимъ стоятъ незыблемы, получивши еще подкрѣпленіе новыми событіями, и достойны полного ува¬женія. — Въ особенности предостереженія Максимовича касательно право¬писанія вышли на нашу пользу. Мы выше стоимъ въ томъ отношеніи отъ нашихъ братей Украинцевъ, ибо когда у нихъ все еще продолжается споръ о правописаніе и безпрестанно дѣлаются опыты новыхъ орѳографическихъ покушеній, когда у нихъ намножилось правописныхъ проектовъ до безко¬нечности, изъ которыхъ многіи поражаютъ своею диковиною, мы не теряемъ времени на безполезныи споры, а отложившись рѣшительно отъ нововводи¬мыхъ какографій держимся крѣпко одного исторического словеноруского правописанія. Такъ поволи выровниваются и исправляются небрежности, не¬достатки и другій несообразности въ нашемъ образующемся письменномъ языцѣ, и надѣятися належитъ, что при лучшемъ испытаніи грамматическихъ началъ родного языка и прилѣжнѣйжемъ изученіи памятниковъ нашей сло¬весности незадолго станемъ на твердой почвѣ розвитого письменного языка, удовлетворяющого всѣмъ потребностямъ литературы.

Яковъ Ѳ. Головацкій.

________________________

*) Кіевлянинъ изд. Михаиловъ Максимовиомъ, годъ 1841 Кн. II. въ Кіевѣ. — Ср. 20 и 21 Нры. Вечерницъ 1862.

*) По той причинѣ находили мы въ нѣкоторыхъ сочиненіяхъ слова живцемъ изъ польского взяты: вонтпити, вскурати, увзглядняти, упорядкованье, пере¬свѣдчитися, сумлѣнный, цнотливый; изъ чешскаго: вымѣмка, зберка, дотычный, благобытъ; новоукованыи: отченьскіи, пановницкій, озиркъ, вѣршунка, ненадѣянка; или чужія слова: потрафити, смакъ, шталтъ, штучный, квестія, колюмна, стосунокъ, коперштихъ, коштувати, (въ двойномъ значеніи) кассовати, вантровати, ексеквовати, елястичнôсть, остентацінный, тенденційный, екстремъ, иллюминованый, раптовный, операціи, претенсія, консеквенціи, и пр. барбаризмы. Стережась словен¬щины н старорущины, гребутъ тіи господа цѣлыми горстями латинщину, нѣмеччину и прочее чужее смѣтье. — Одна изь нашихъ газетъ пробовала розличныя составленія одного слова и писала: обоЯтный, обоЕтный, обоИтный, обоѣтный, в обоЮтный, а наконецъ увидѣвши, что все таки оно не пристаетъ до руского вкуса, стала употре¬блати ровнодушный.