Неосторожность въ важномъ дѣлѣ.

(По поводу украинской стилистики).

 

Вопросъ объ украинской стилистикѣ, требующей, по замѣчанію редакціи «Кіевской Старины», многихъ коррективовъ, и, въ частности, вопросъ о научно-философскомъ украинскомъ языкѣ возбуждался не разъ. По адрессу малорусскихъ писателей высказывались различные укоры и обвиненія въ неумѣломъ владѣніи языкомъ, при чемъ одни критики ограничивались тѣмъ, что старались отыскать причину этого въ недостаточномъ знакомствѣ писателей съ языкомъ, а другіе выводили отсюда вообще невозможность культивировать малорусскій языкъ до степени языка высшей литературы и науки. Очень часто такого рода нападенія бывали крайне наивны и не обнаруживали въ авторахъ ихъ ничего, кромѣ невѣжества въ тѣхъ вопросахъ, о которыхъ они брались толковать; но бывали и основательныя указанія, вполнѣ заслуживающія вниманія.

 

Послѣднія вызывались дѣйствительными недостатками рѣчи тѣхъ или иныхъ малорусскихъ писателей, а недостатки эти, въ свою очередь, были неизбѣжнымъ слѣдствіемъ того положенія, въ которомъ находится у насъ развитіе малорусскаго языка. Отсутствіе учрежденій, гдѣ возможно было-бы систематическое изученіе его, отсутствіе популярно написанныхъ малорусскихъ грамматикъ, которыхъ не могутъ замѣнить спеціальныя ученыя изслѣдованія по языку, недоступныя, въ большинствѣ случаевъ, для широкой публики, отсутствіе, наконецъ, такого украинскаго словаря, который давалъ-бы болѣе или менѣе близкое представленіе о богатствахъ языка, — все это чрезвычайно затрудняло и затрудняетъ изученіе его. Желающему изучить малорусскій языкъ писателю приходилось ограничиться кабинетными занятіями въ одиночку, которыя, за недоступностью для неспеціалистовъ помянутыхъ ученыхъ изслѣдованій, почти исключительно состояли изъ штудированія произведеній украинской словесности при помощи существующихъ словарей. Но даже и такое изученіе было обставлено большими трудностями. Напр., въ началѣ восьмидесятыхъ годовъ (а къ этому времени относится и начало литературной дѣятельности большинства современныхъ писателей младшей генераціи) всѣ лучшіе старые малорусскіе писатели не существовали на книжномъ рынкѣ: прежнія изданія сдѣлались рѣдкостью, только случайно получаемою за большія деньги у букинистовъ, а новыя не могли выходить; лишь въ 1883 г. появился Шевченко (послѣднее предъ этимъ изданіе 1867 г.), въ 1887 г. Квитка, Стороженко только въ 1897 г., «Досвиткы» и «Черна рада» Кулиша въ 1899 и 1900 г.г., а М. Вовчокъ и Г. Барвинокъ лишь въ 1902 г. Съ старыми изданіями прекрасныхъ образцевъ малорусской народной словесности (Цертелева, Максимовича, Лукашевича, Метлинскаго, Кулиша) дѣло обстояло еще хуже, такъ какъ они издавались въ ограниченномъ количествѣ экземпляровъ и до сихъ поръ не переизданы. Всякій, желавшій познакомиться съ помянутыми писателями до указанныхъ годовъ ихъ переизданія или со сборниками народныхъ произведеній, долженъ былъ производить долгіе поиски въ библіотекахъ и въ шкафикахъ букинистовъ, и поиски эти были настолько трудны, что, напр., пишущій эти строки, съ 1879 г. усердно коллекціонировавшій каждую доступную ему малорусскую книгу и уже въ восьмидесятыхъ годахъ собравшій значительную украинскую библіотеку, могъ прочесть всѣ произведенія Квитки только въ 1887 г., а всѣ разсказы Стороженка только въ 1897 г.! Многіе несомнѣнно находились въ гораздо худшемъ положеніи и должны были ограничивать свои изученія еще болѣе узкой областью второстепенныхъ и даже третьестепенныхъ писателей. Но какъ-бы усердно не было ведено изученіе языка по книгамъ, оно никогда не можетъ быть достаточнымъ безъ знакомства съ живой рѣчью изъ живыхъ устъ народа. Первые малорусскіе писатели, жившіе преимущественно въ селахъ или въ городахъ, похожихъ тогда по языку на села, были въ этомъ отношеніи въ удобномъ положеніи, и этимъ объясняется тотъ блескъ и чисто народный колоритъ ихъ рѣчи, который чаруетъ читателя, иногда даже равнодушнаго къ малорусской литературѣ. Писатели-же восьмидесятыхъ и девяностыхъ годовъ, росшіе при иныхъ условіяхъ и, въ большинствѣ случаевъ, жители городовъ, лишь наѣздами бывавшіе въ деревняхъ, поставлены были въ очень тяжелыя условія относительно изученія живой народной рѣчи. Степень соприкосновенія ихъ съ нею чрезвычайно колебалась въ зависимости отъ личныхъ обстоятельствъ писателя и доходила иногда чуть-ли не до нуля.

 

Такимъ образомъ количество и качество матеріала для изученія языка подвержено было у различныхъ писателей различнымъ колебаніямъ и часто сильнымъ ограниченіямъ. Благодаря этому, и знанія каждаго изъ нихъ носили слишкомъ индивидуальный характеръ, были чрезвычайно разнообразны въ степени и качествѣ. Это обстоятельство часто вносило большую разноголосицу, — относительно языка, конечно, — въ общій хоръ младшихъ представителей малорусской литературы, въ сильнѣйшей степени препятствовало выработкѣ общихъ устоевъ литературнаго стиля, для всѣхъ обязательныхъ, и понижало, конечно, уровень малорусскаго литературнаго языка.

 

Если такъ обстояло дѣло съ литературнымъ языкомъ вообще, то въ гораздо худшемъ положеніи находился вопросъ о языкѣ научно-философскомъ. Послѣ первыхъ прекрасныхъ опытовъ Кулиша въ «Основѣ» научный языкъ у насъ совершенно не разрабатывался. Вотъ почему, когда въ восьмидесятые и девяностые годы взялись за писаніе научныхъ работъ по малорусски, многіе прямо обратились къ тому языку, который былъ выработанъ въ Галиціи и Буковинѣ. Это было совершенно естественно: тамъ есть рядъ низшихъ и среднихъ учебныхъ заведеній, гдѣ обученіе ведется по украински, тамъ малорусскій языкъ раздается съ нѣсколькихъ каѳедръ двухъ университетовъ, наконецъ, тамъ существуетъ ученое общество со своими спеціальными органами и разнообразная по своему литературно-научному содержанію пресса. И такъ какъ все это существовало уже десятки лѣтъ, то, конечно, тамъ долженъ былъ за это время выработаться языкъ интеллигентнаго общества, научно-философскій и публицистическій языкъ.

 

Но дѣло въ томъ, что развитіе этого языка стояло тамъ не совсѣмъ въ тѣхъ условіяхъ, въ какихъ оно могло-бы происходить у насъ. Отрѣзанная издавна отъ остальной малорусской территоріи, введенная въ иной государственный строй, поставленная подъ иныя культурныя вліянія, Галиція въ теченіе XIX в. шла въ дѣлѣ развитія литературнаго языка своимъ особымъ путемъ. Она, прежде всего, сохранила нѣкоторыя старинныя формы малорусскаго языка, утраченныя тѣмъ нарѣчіемъ его, которое легло въ основу литературнаго языка у насъ, и ввела ихъ въ свою литературно-научную рѣчь; вошли въ нее также такія выраженія, употребленіе которыхъ было обусловлено мѣстными особенностями быта и государственнаго строя; наконецъ, этотъ языкъ поддался вліянію того литературнаго направленія, жаргонъ котораго давно прозванъ «язычіемъ», а изъ чужихъ языковъ — сперва вліянію нѣмецкаго, а затѣмъ сильнѣйшему — польскаго; вліяніе языка украинской литературы изъ Россіи, хотя и было само по себѣ чрезвычайно важнымъ, все-же входило въ сумму всѣхъ этихъ вліяній лишь какъ частичное, какъ одно изъ слагаемыхъ. Понятно поэтому, что украинскій литературно-научный языкъ въ Австріи пріобрѣлъ такія черты, которыя во многихъ отношеніяхъ отличали его отъ языка украинской литературы въ Россіи, гдѣ малорусская литературная рѣчь развила нѣкоторыя свои мѣстныя особенности, восприняла много выраженій, вызванныхъ къ жизни также бытомъ и государственнымъ строемъ, но уже иными, подпала подъ вліяніе русскаго литературнаго языка и воспринимала временами вліяніе изъ Галиціи. Получились какъ-бы двѣ линіи, идущія рядомъ, иногда, перекрещивающіяся, но не совпадающія. Въ послѣднее время, благодаря стремленію австрійскихъ украинцевъ приближаться все болѣе и болѣе къ языку надднѣпровской Украины, съ одной стороны, и пользованію галицкими формами среди украинскихъ писателей въ Россіи — съ другой, эти линіи сошлись до соприкосновенія, по все-же не слились вполнѣ. Публика у насъ читаетъ такихъ галицкихъ и буковинскихъ беллетристовъ, какъ Франко, Федьковичъ, Стефаникъ, Кобылянская, Кобринская и др., но языкъ научныхъ сочиненій галичанъ часто, по справедливости, кажется ей тяжелымъ.

 

Благодаря этому обстоятельству, рядъ заимствованій, сдѣланныхъ украинскими писателями изъ галицкой рѣчи, заимствованій часто неизбѣжныхъ, иногда прекрасныхъ, иногда плохихъ, съ одной стороны, вызываетъ нареканія болѣе широкой публики, не сросшейся съ этими формами, а съ другой, въ числѣ иныхъ препятствій, затрудняетъ органическое развитіе подобныхъ формъ изъ своей мѣстной почвы. Оно затруднено также и тѣмъ обстоятельствомъ, что, такъ какъ малорусскіе писатели изъ Россіи получили образованіе на русскомъ языкѣ, то ихъ мысль привыкла направляться по путямъ, долгіе годы указываемымъ ей языкомъ этого образованія, что, конечно, и отзывается (у нѣкоторыхъ даже въ сильной степени) на построеніи фразы ¹).

 

Понятно поэтому насколько затруднительна работа всякого пишущаго въ настоящее время на научныя темы по украински. Приходится очень часто избирать то или другое выраженіе, совершенно сознавая его неудовлетворительность, но не располагая въ данный моментъ лучшимъ; многимъ приходится идти часто ощупью. Въ виду этого въ высшей степени была-бы полезна здѣсь критика, которая помогла-бы писателямъ разбираться, какъ въ общихъ положеніяхъ, такъ и во множествѣ частныхъ случаевъ. Само собою разумѣется, что такая критика (должна удовлетворятъ двумъ непремѣннымъ условіямъ: она должна опираться на основательныя знанія предмета и никогда не говорить безъ достаточныхъ доказательствъ и, во вторыхъ, должна уклоняться отъ мелочныхъ придирокъ и нападеній, касаясь только того, что важно для дѣла.

 

Къ сожалѣнію, такая критика литературнаго украинскаго языка встрѣчается чрезвычайно рѣдко; за то распространена въ обществѣ и періодической печати критика иного рода. Обыкновенно берется какое нибудь слово или рядъ словъ и фразъ изъ какой нибудь книги и утверждается, что это неправильно; на вопросъ: почему? — получается отвѣтъ: такъ не говорятъ, я такъ не слышалъ. Если при этомъ выяснить степень подготовленности такого критика, то оказывается, что о его теоретической подготовкѣ не можетъ быть и рѣчи (выше упомянуто, насколько она затруднительна даже для лицъ, спеціально посвятившихъ себя литературѣ), что-же касается практически пріобрѣтенныхъ познаній, то они ограничиваются лишь тѣмъ немногимъ, что у такого критика могло остаться въ головѣ отъ нѣсколькихъ прочитанныхъ украинскихъ книжекъ, да отъ болѣе или менѣе немногочисленныхъ и по большей части дѣловыхъ сношеній съ крестьянами. Понятно, что при такой критикѣ можетъ заслужить обвиненіе въ неблагонадежности каждое выраженіе, неизвѣстное критикующему, при чемъ въ число такихъ отверженцевъ могутъ попасть самыя обыккновенныя слова. Напр., однажды одинъ «ученый секретарь» одной губернской архивной комиссіи, редакторъ нѣсколькихъ томовъ ея «трудовъ» и авторъ ученыхъ статей въ этихъ «трудахъ», самымъ серіознымъ образомъ доказывалъ мнѣ, что въ малорусскомъ языкѣ нѣтъ слова «квитка», а только «квитъ», ибо въ письмѣ Мазепы (книгу о которомъ ученый секретарь только что прочелъ) къ М. Кочубей написано: «квите мой рожевый». Конечно, это только крайній предѣлъ, до котораго можетъ дойти неосвѣдомленность такихъ критиковъ, но характерно, что этотъ предѣлъ можетъ быть отодвинутъ такъ далеко!

 

И когда приходится встрѣчаться съ печатной критикой малорусскаго литературнаго языка, всегда невольно, еще до прочтенія, задаешь себѣ вопросъ: къ какому роду критики она относится?

 

Съ этимъ вопросомъ въ умѣ приступилъ я и къ чтенію только что появившейся въ VII — VIII-й книгѣ «Кіевской Старины» замѣтки г. С. Ше—хина: «Еще нѣсколько словъ о сборникѣ «Дубове Лысте», посвященной (кромѣ конца) разбору моего предисловія къ названному альманаху — «До чытачивъ» и именно разбору его со стороны языка, который г-ну Ше—хину очень не нравится. Онъ находитъ его исполненнымъ погрѣшностей «противъ лексикона, синтаксиса и духа малорусскаго языка» и для доказательства этого утвержденія проводитъ тридцать три обвинительныхъ пункта противъ маленькой статейки въ десять страничекъ, заключая ихъ общимъ утвержденіемъ, что вся эта статейка написана языкомъ, который рѣжетъ слухъ г. Ше—хина, «пріученный съ дѣтства къ чистой малорусской разговорной и литературной рѣчи».

 

Конечно, возможность съ дѣтства пріучиться къ чистой малорусской литературной рѣчи — это, при нашихъ условіяхъ, нѣчто такое, о чемъ мы пока можемъ лишь мечтать; но все-же эти слова г. Ше—хина заставляли надѣяться, что въ лицѣ его авторъ статейки «До чытачивъ» можетъ найти критика, способнаго указать ему ошибки и предложить иныя, лучшія формы. Но при ближайшемъ разсмотрѣніи замѣчаній г. Ш. оказывается, къ сожалѣнію, нѣчто иное.

 

Прежде всего удивляетъ въ замѣткѣ г. Ш. пріемъ, который ни коимъ образомъ не согласуется съ серіозностью затронутой темы.

 

Пріемъ этотъ заключается въ томъ, что авторъ беретъ какой либо пустякъ, понятный каждому безъ всякихъ объясненій, и выражаетъ по поводу этого пустяка недоумѣніе, къ которому очевидно приглашается и читатель. Напр., читаетъ онъ слова: «Сю гарну збирку (альманахъ «Хата»).... появывъ р. 1860 и тоди жъ выдавъ...» (стр. 9) и спрашиваетъ: «Р. — рикъ? Вѣроятно «р.» — року». Для читателя, мало знакомаго съ дѣломъ, можетъ показаться, что здѣсь открыто г. С. Ше—хинымъ какое-то невѣдомое доселѣ никому новшество, непонятное безъ предварительныхъ разъясненій. Между тѣмъ каждому читающему украинскія книги извѣстно, что буква «р.», поставленная при цифрахъ годовъ значитъ «рикъ», также точно, какъ русское «г.» въ подобномъ случаѣ значитъ «годъ». Напр. возьмемъ статью Сергія Павленка: «Рудольфъ Вирховъ — громадськый діячъ» (Лит.-наук. Вистныкъ, 1902, X — XII) и сейчасъ-же па первой страницѣ увидимъ (въ примѣчаніи): «Джереламы для видчытивъ у мене булы: біографични начеркы Ю. Г. Малиса (1899 р.) и Н. С. («Вѣстн. Европы», 1882 р. кн. 8)». Также точно извѣстно, что малорусскій языкъ даже предпочитаетъ въ такихъ случаяхъ ставить слово «рикъ» передъ числомъ и это употребляется писателями издавна, — вотъ, напр., еще въ «Основѣ» (1861, IX) въ статьѣ Кулиша «Исторія Украины одъ найдавнишыхъ часивъ» мы читаемъ: «Въ договори Игоря зъ Грекамы, року 945» (стр. 101), «Року 1160 Изяславъ Давыдовычъ прывивъ половцивъ», (103), «Року 1148 ходывъ Изяславъ Мстыславовычъ у землю Ростовську» (104) и т. д. и т. д. — выписки изъ различныхъ авторовъ можно было-бы продолжать сколько угодно. Ни для недоумѣнія, ни для вопроса мое «р.» матеріала очевидно не даетъ, и все замѣчаніе г. Ш. получаетъ поэтому характеръ пріема, разсчитаннаго только на замѣшательство малосвѣдущаго читателя.

 

Еще менѣе можетъ удовлетворить замѣтка г-на С. Ше—хина другому требованію всякой серіозной критики — доказательности своихъ положеній. Вотъ, напр., одно замѣчаніе цѣликомъ: «На стр. 6-й сказано: „половыну литературной діяльносты Кулишевои“ — надо „Кулишевои литературной діяльносты“». — Но почему же это такъ «надо»? Гдѣ доказательства? При такомъ пріемѣ критики вопросъ вѣдь никогда не можетъ быть рѣшенъ: одинъ будетъ утверждать, что нужно выразиться такъ, другой — иначе, третій отвергнетъ выраженія обоихъ и предложитъ свое, четвертый сдѣлаетъ то-же относительно трехъ первыхъ и т. д. до безконечности. А между тѣмъ всѣ замѣчанія г. С. Ше—хина носятъ именно характеръ такихъ столько-же категорическихъ, сколько и бездоказательныхъ утвержденій: нигдѣ, въ подтвержденіе своихъ приговоровъ, не приводитъ онъ ни одной цитаты ²), ни одной ссылки на сборники образцевъ народной словесности, на произведенія лучшихъ украинскихъ писателей или на ученыя сочиненія по малорусскому языку. Неопредѣленныя заявленія: «такъ говорятъ», «такъ не говорятъ» ничего не доказываютъ, кромѣ того, что критику одни выраженія почему-то нравятся, а другія нѣтъ; но въ соотвѣтствіи-ли его вкусы съ языкомъ народа и лучшихъ мастеровъ малорусскаго слова, а также съ формулированными наукой законами малорусскаго языка, — такія утвержденія сказать не могутъ. Если представленіе доказательствъ въ научномъ спорѣ обязательно для каждаго, даже извѣстнаго своими трудами ученаго или литератора, то тѣмъ болѣе обязательно оно было для г. С. Ше—хина, лица въ литературѣ неизвѣстнаго и не могущаго въ подтвержденіе своихъ голословныхъ обвиненій указать хотя бы на авторитетъ раньше опубликованныхъ работъ.

 

Благодаря такому характеру замѣчаній г. Ш., лишенныхъ какъ научнаго, такъ и практическаго значенія (потому что кто-же захочетъ слѣдовать бездоказательнымъ утвержденіямъ?), они собственно могли-бы быть оставлены безъ отвѣта; но дѣло въ томъ, что г. С. Ше—хинъ принадлежитъ къ числу тѣхъ распространенныхъ критиковъ, пріемы и познанія которыхъ охарактеризованы выше, критиковъ, имѣющихъ иногда успѣхъ среди части публики именно благодаря ея малой освѣдомленности въ вопросахъ малорусскаго слова; поэтому обнаруженіе истиннаго значенія такой критики можетъ быть не безъ пользы именно для этого рода читателей, заставивъ ихъ подумать о необходимости болѣе осторожнаго и вдумчиваго отношенія къ вопросу, къ которому они относились до сихъ поръ слишкомъ поверхностно. Это и еще кое-что, отнесенное на конецъ настоящей статьи, и заставило меня взяться за перо.

 

Предварительно одно предупрежденіе. Г. С. Ше—хинъ чрезвычайно высоко ставитъ языкъ Кулиша (что, въ общемъ, справедливо), находитъ, что владѣлъ онъ «родной рѣчью въ совершенствѣ» и даже говоритъ: «мы не знаемъ ни одного человѣка, который не преклонился-бы передъ удивительнымъ умѣньемъ Кулиша владѣть родной рѣчью». Послѣ такого заявленія естественно предположить, что г. С. Ше—хинъ основательно знакомь съ языкомъ Кулиша; дальше мы увидимъ, насколько это предположеніе оправдывается, а пока замѣчу, что, значитъ, для г-на С. Ше—хина доказательства, почерпнутыя у Кулиша будутъ имѣть особо-рѣшающее, окончательное, безапелляціонное, такъ сказать, значеніе. Въ виду этого и я этимъ доказательствамъ буду отдавать нѣкоторое предпочтеніе ³).

 

Большинство замѣчаній г. С. Ше—хина касается значенія отдѣльныхъ словъ. Такъ онъ утверждаетъ, что славетный значить не «славный», а «тотъ, который прославилъ кого либо, которымъ прославились». Однако это утвержденіе противорѣчитъ свидѣтельствамъ украинскихъ словарей: для XVII в. славетный переводится словами: «нарочитый, изрядный, изящный» (см. Старин. малорусск. словарь, изд. г. П. И. Житецкимъ при «Кіев. Старинѣ» 1888 г., стр. 83), у Желеховскаго — wohllöblich, ehrbar — сообразно тому значенію, съ которымъ въ прежнее время это слово было эпитетомъ мѣщанина, а въ иныхъ словаряхъ для XIX в. славетный переводится словомъ «славный» (Левченко, 148, Уманець, IV, 37, словарь «Основы» 1861, III). У Кулиша существительное славетныкъ въ значеніи: славный, прославленный человѣкъ:

 

Чому славетныкамъ, тымъ шейхамъ, тымъ емырамъ Такъ, якъ ёму, Богъ жызни не являвся?

 

(Магометъ и Хадыза, 17).

 

«Выдруковано Кулишеву працю» (стр. 6) — нельзя сказать, по мнѣнію г. Ш., а необходимо «надруковано». Ничего не имѣю, конечно, противъ послѣдняго слова, но почему нельзя глагола «выдрукуваты» употребить въ значеніи «напечатать, отпечатать»? Изъ замѣчаній г. Ш. къ слову повыдруковувано можно догадываться, что, по его мнѣнію, выдрукуваты значитъ напечатать все рѣшительно, исчерпать для печати весь матеріалъ. Дѣйствительно, приставка вы при глаголѣ указываетъ иногда на то, что какой либо предметъ исчерпывается весь, до конца (выплакаты слёзы, выкыпиты води), но она можетъ и не указывать на это и въ такихъ случаяхъ часто переводится русскими глаголами съ приставками на и от, иаир.: «Я васъ нагороджу... Подывысь на ёго: ще й вынагороджуваты хоче»! (Рудченко, Сказки, II, 160). «Вона (поэма) ще не выроблена», — т. е. не отдѣлана. (Письмо Шевченка къ Кухаренку: Оси. 1861, X, 12). «Выдрукуваты» въ словаряхъ Уманца и др. переведено: «отпечатать, напечатать». Въ такомъ значеніи оно употреблено Квиткой: «Спысавъ и я «Сердешну Оксану»... Будете чытаты, якъ панъ Гребинка выдрюкуе». (Письмо къ Шевченку: Осн. 1861, VII, 6). Параллельно съ этимъ глаголомъ существуетъ въ народной рѣчи какъ-разъ такъ-же составленное слово: выпечататы: «Такъ у кныжци выпечатано». (Записалъ проф. А. Е. Крымскій въ Кіевск. г., Уманець, П, 157).

 

«Найголовниши рысы ёго діялъносты выявылыся вже добре и можна ихъ позначыты» (5). По мнѣнію г. Ш., позначиты значитъ только: «положить клеймо, заклеймить», а не «обозначить, отмѣтить», какъ въ приведенной цитатѣ, — для этого послѣдняго значенія онъ даетъ слово «зазначыты». Глаголъ «значыты» значитъ не спеціально клеймить, а обозначать, намѣчать, отмѣчать предметъ какимъ либо знакомъ, мѣткою, въ томъ числѣ и клеймомъ. Вотъ почему говорятъ о новобрачной, привязывающей свадебнымъ гостямъ ленточки: «молода всихъ значы́тъ». (П. Лытвынова, Весильни обряды и звыч. у с. Землянци Глух. п., у Черныгивщыни, 153). Въ старинной балладѣ, напечатанной Кулишемъ, Кирикъ

 

Узявъ заступъ та лопату,

Пишовъ ямкы значыты (Зап. о Южн. Руси, II, 87).

 

Поэтому у самого Кулиша:

 

Подывысь, онъ у воротяхъ значка-комышына

(Маруся Богуславка, Л.-Н. В.. X, 7).

 

— очевидно не «клеймо», какъ слѣдовало-бы ожидать по переводу г. Ш. Зазначыты и позначыты совершенный видъ отъ значыты и значитъ одно и то-же, т. е. — обозначить, отмѣтить. (Уманець, Левченко); напр., въ народной пѣснѣ жена могилу мужа «цыбулькою позначыла». (Чубинск., Труды, У, 796) — конечно, это не значитъ: положила клеймо, заклеймила. Поэтому, если можно употребить въ цитированной фразѣ гл. «зазначыты», то можно и «позначыты». Но между этими глаголами есть и разница: «зазначыты» употребляется преимущественно, когда говорится о дѣйствіи надъ однимъ предметомъ, а «позначыты» — преимущественно когда о дѣйствіи надъ многими, — вотъ почему лучше «рысы позначыты», а «рысу зазначыты».

 

«(Семья) встыгла вже перекынутысь на полупанкивъ» (5), т. е. превратиться въ... «Но по-малорусски», — говоритъ г. Ш., — «это будетъ не „перекынутысь“, а ,,перевернутыся въ полупанкивъ“, отсюда и слово „перевертень“. Можно сказать также „обернутыся въ...“, но не „перекынутысь“ — „опрокинуться». — Но какъ же тогда перевести народную фразу: «Чортъ перекынувсь чоловикомъ» (Манжура, Сказки, 128): чертъ опрокинулся челоловѣкомъ? Нѣтъ, но превратился въ..., равно какъ и въ слѣдующихъ примѣрахъ: у Рудченка: «Змій перекынувся голкою» (I, 122), «Багатырь... перекынувсь мухою (II, 93); у Квитки: «Вона перекинулась собакою»; у Кулиша: «Вже я, бабусю, перекыдавсь не разъ, да и не два: бувъ я спершу рыбою, потимъ изробывсь птахомъ, мушкою, звирукою, а се ще попробувавъ буть чоловикомъ» (Зап. о Ю. Р. II. 34). Такимъ образомъ слова «перевернутысь» и «перекынутысь» въ этомъ случаѣ синонимы, и если отъ перваго глагола есть слово перевертень, то отъ второго существуетъ перекынчыкъ, и оба значатъ одно и то-же: отступникъ, ренегатъ. У Уманца при словѣ «перебѣжчикъ» указано еще «перекыдько», а у Кулиша есть «перекынець»:

 

Зопсована дытыно

Вельможныхъ перекынцивъ, Кысиливъ.

(Драмов. трылог., Сагайдачный, 85).

 

Наклонность г. С. Ше—хина къ мелочнымъ придиркамъ заставляетъ его сказать слѣдующее: «Оприче вкраинського“ — слѣдуетъ „опричъ украинського“. Вѣдь это не поэзія, гдѣ позволительны иногда беззаконныя вольности». — Повидимому «беззаконная вольность» заключается здѣсь в употребеніи формы оприче. Но вотъ она въ прозѣ «Основы»: «Въ Конотопи, опроче тыхъ писень, котри спивають усюды по Вкраини, спиваютъ и такыхъ»... (1861, XI, 9), у Г. Барвинокъ: «Сусидъ блызькыхъ нема, оприче васъ» (Оповид., 197). «Не можна выправыть, опроче якъ судомъ» (Запис. отъ народа, Уманець, Кромѣ).

 

Другой примѣръ придирчивости г. Ш. слѣдуетъ за этимъ: по его мнѣнію, нельзя сказать: «ся ричъ перешкоджала ёму въ науци», а слѣдуетъ: «шкодыла ёму»... или «перешкоджала ёго науци». «Шкодыты» собственно вредить, а «перешкоджаты» — мѣшать, препятствовать, поэтому второй глаголъ здѣсь предпочтительнѣе; по почему «перешкоджаты» можно только отвлеченной вещи (науци) и нельзя человѣку — я не могу попять: это противорѣчитъ естественному развитію мысли, которая въ расширеніи значенія слова должна была перейти отъ конкретнаго къ абстрактному.

 

Совершенно вѣрно говоритъ г. Ш., что обсто́яты значитъ «защитить»; но онъ забываетъ, что «обсто́юваты» можно и кого и что: въ первомъ случаѣ это значитъ защищать, отстаивать кого либо, во второмъ — отстаивать, защищать что нибудь, напр., какое нибудь дѣло, добиваясь, настаивая, чтобы оно было сдѣлано. Вотъ почему правильна моя фраза: «обстояла, щобъ ёго виддано до... гимназіи». Что-же касается гл. настоюваты, предлагаемаго для данного случая г. Ш., то въ указанномъ значеніи мнѣ оно въ народной рѣчи неизвѣстно.

 

«Не мигъ винъ зробыты алгебраичною завдання» (6) — эту фразу находитъ г. Ш. «невозможнымъ подборомъ словъ» и неудачнымъ переводомъ съ русскаго», «на которомъ авторъ очевидно мыслилъ». Но съ такимъ-же точно правомъ можно было-бы сказать, что г. С. Ше—хинъ «очевидно мыслилъ» по-русски, когда предлагалъ выраженіе еще болѣе близкое къ русскому языку: «ришыты задачу». Экскурсы въ тайны чужого мышленія лучше оставить: они относятся совсѣмъ не къ области критики. Я нисколько не настаиваю на своемъ выраженіи, какъ на лучшемъ и соглашусь принять предлагаемое г. Ш., если оно будетъ употребляться большинствомъ; но все-же доводы г. Ш. кажутся мнѣ совсѣмъ не убѣдительными. Слово зробыты можно приложить къ задачѣ, какъ и ко всякому дѣлу ⁴), и врядъ-ли это будетъ хуже, чѣмъ предлагаемое г-номъ III. розвязаты. которое въ этомъ смыслѣ едва-ли не заимствованіе съ польскаго. — Слово завдання, по мнѣнію г. Ш., — «отглагольное существительное отъ слова „за-в-даваты». Но что-же изъ этого слѣдуетъ? ровно ничего! да, кромѣ того, здѣсь и ошибка: отъ «завдаваты» отглагольное существительное будетъ «завдавання», а «завдання» относится къ совершенному виду «завдаты» — такъ-же точно, какъ отъ «даваты» будетъ «давання» (Воно жъ и даванню кинець є. Мырный, Повія, I, 116), а отъ «даты» — «дання» (Дання гирше трутызны. Номисъ). «Говорятъ», — продолжаетъ г. НІ., — «така його вдача, алгебраична задача». Кто говоритъ? Очевидно не народъ, ничего объ алгебрѣ не слыхавшій, а люди, думающіе такъ-же, какъ и г. Ш., и почему-же изъ того, что говорятъ «така його вдача» слѣдуетъ, что нужно говорить и «алгебраична задача»? Вѣдь глаголъ «завдаты» то-же, что и «задаты», только со вставленнымъ в, которое появилось здѣсь вѣроятно по аналогіи съ глаголомъ вдаваты и имѣетъ значеніе эвфоническое. Вотъ примѣры: Въ неволю всихъ задала (Головацкій. I, 4) и въ то-же время: на вичну каторгу завдавъ (Максимовичъ, Укр. и. 1849, 91); затѣмъ: задаваты тугы (Чуб. У 746), мукы (ibid. Ш. 335), задаете жалю (Кулишъ, Евангеліе, Марк. XIV, 6), прочуханивъ задаты (Ном. № 3861) и тѣ-же самыя или подобныя выраженія съ гл. «завдаты»: не завдавай... тугы (Чуб. V. 55), мукы (Метлинск. 210), жалю завдаешъ (ibid., 15), завдаты прочухана (Ном. 3860), сорома (Этногр. Мат. III, 486), брехню (Кулишъ, Іовъ, 74), думкы (Г. Барв. 221) и пр. и нр. (См. также и у Желеховскаго задаты, при которомъ ссылка на завдаты). Повидимому г. Ш. признаетъ возможнымъ отглагольное «задання» употреблять въ значеніи «задача», — тогда онъ то-же самое долженъ признать и для «завдання». Конечно, производныя отъ синонимовъ иногда спеціализируются каждое въ своей области; но этого именно здѣсь-то и нѣтъ, и у малорусскихъ писателей издавна колебанія: одни пишутъ: «задаваты, задача, задання» (Важке задання буты діячемъ на чужій сторони. Левицкій, Повисти, 120), другіе — «завдаваты, завдання», напр. въ «Основѣ»: «Завдають (у школи) отсюды — досюды» (1862, I. 54), у Левицкаго: Велыке культурне завдання (Баштовый, Украинство на лит. позвахъ, 22). У Желеховскаго: «завдаты, завдаваты кому щось — zur Aufgabe machen, aufgeben; завдане — Aufgabe». Отъ будущаго зависитъ, какое изъ этихъ словъ: «задання» или «завдання» удержится въ употребленіи (въ данномъ значеніи), быть можетъ, оба замѣнятся третьимъ, быть можетъ, оба будутъ существовать рядомъ, какъ существуютъ рядомъ и «задатокъ» и «завдатокъ» (Добре слово стоить за завдатокъ, Ном. 10674) и даже «завдача»: Я вже взяла 3 карбованци на завдачу (записано отъ народа въ Миргородскомъ у. Д. И. Эварницкимъ). — Закончивъ доказательства законности употребленія слова «завдання», я хочу привести еще одну цитату изъ статьи С. Павленка: «Рудольфъ Вирховъ». Вотъ опа: «Буты гарною жинкою, гарною матирю, гарною хозяйкою. Таке завдання становыть само жыття». (Л. Н. Вистн. 1902 XII, 149).

 

«У гимназіи винъ до кинця курсу не добувъ» (6) — «такъ нельзя сказать», — говоритъ г. Ш. — «Если существуетъ обязательство или обязанность „буты“, тогда говорятъ, напр. „робитныкъ не добувъ сроку“ и т. д., а объ ученикахъ и школѣ можно сказать; ,,до кинця курсу не дойшовъ“ или „не довчывся“. — Можно; но какія же доказательства, что нельзя сказать здѣсь «не добувъ»? Вѣдь и относительно гимназіи существуетъ нѣкоторая нравственная обязанность «добуты» въ ней до конца курса, — это во-первыхъ; а во-вторыхъ — я позволю себѣ и здѣсь, какъ и во всѣхъ прочихъ случаяхъ, больше вѣрить украинскимъ лексикографамъ и писателямъ, чѣмъ критику моей статьи; а они совсѣмъ не ограничиваютъ употребленіе этого глагола такъ, какъ этотъ послѣдній. Вотъ у Желеховскаго: «добуваты до якогось часу — bis zu einer gewissen Zeit wo bleiben»; у Комарова: Частенько панычи не добувають курсу гимназіи. (Розмова про небо, 23); у Свидницкаго: Вона вже останни годыны добувае дома, — въ науку пойиде. (Люборацьки, 60).

 

«Кулишъ.... зазнайомывся зъ проф. М. Максимовичемъ.........

 

Винъ познайомывся зъ Костомаровымъ, зъ Шевченкомъ» (6). Г. С. Ше—хинъ спрашиваетъ: „Какая разница въ характерѣ знакомствъ и почему съ Максимовичемъ „зазнайомывся“, а съ Шевченкомъ и Костомаровымъ „познайомывся?“. Отвѣчаю: существованіе и употребленіе синонимовъ общеизвѣстно, а о существованіи гл. «зазнайомытыся» г. Ш. можетъ узнать хотя-бы изъ этой цитаты: Ходимо до його.... тамъ и зазнайомышся (зъ имъ). (Г. Барвинокъ, 178).

 

Слѣдующее замѣчаніе г. С. Ше—хина приходится привести цѣликомъ: «Нельзя также сказать «помишныкъ» куратора, въ смыслѣ помощникъ. «Помишныкъ» отъ слова «мишать», а отъ слова «помичъ», «помогаты» — «помичныкъ». Когда въ ироническомъ смыслѣ хотятъ выражаться о помощникѣ, то называютъ его «помишныкъ», т. е. человѣкъ, который мѣшаетъ, а не помогаетъ. Въ такомъ смыслѣ мы много разъ слышали это выраженіе у малороссовъ Полтавск. губ. — лубенскаго и золотоношскаго уѣздовъ». — (Замѣтимъ губернію и уѣзды, на которые ссылается г. С. Ше—хинъ). Филологами уже давно отмѣченъ тотъ фактъ, что звукъ ч, сочетаясь съ нѣкоторыми согласными, между прочимъ съ н, обращается въ ш (см., напр., Огоновскаго: Studien auf dem Gebiete der ruthenischen Sprache, 75). Вслѣдствіе этого въ правописаніи нѣкоторыхъ словъ буква ш окончательно вытѣснила ч. напр. «рушныкъ», «рушныця»: въ другихъ случаяхъ одни, руководясь болѣе фонетикой, пишутъ: «мисяшный, пасишныкъ. смашный», другіе обращаютъ вниманіе больше на словообразованіе и въ этихъ и подобныхъ случаяхъ вмѣсто ш ставятъ ч. Въ частности-же относительно словъ «помишныкъ, помишныця» должно сказать, что они употребляются въ нашей печати именно въ фонетической формѣ: Брыця — въ пашни помишныця. (Ном. 10136). Вы, зори, зорныци, Божіи помишныци. (Милорадовичъ, Нар. обр. и п. Лубенскаго у., 34). Та не сама пряла, — булы помишнычкы. (Чуб. V. 1182). Оказывается, что полтавская губернія и ея лубенскій и золотоношскій уѣзды не оправдываютъ ссылки г. Ш — хина, такъ какъ пѣспя отмѣчена у Чубинскаго полтавской губерніей, заклинаніе записано въ лубенскомъ уѣздѣ, а пословица доставлена Номису уроженцемъ золотоношскаго у. Максимовичемъ. Дальше: у Стороженка: Попереду йшовъ Щука зъ своимъ помишныкомъ (М. Прокл. 103); у Левицкаго: Зъявывся якыйсь нимець ... зъ помишныкамы (Повисти, 136); наконецъ, у Кулиша:

 

Що ни шабля, ни рушныця Протывъ ныхъ не помишныця.

 

(Досвиткы, 220 въ двухъ перв. изд. и 214 въ посл.).

 

Что-же касается утвержденія г. Ш. будто есть помишныкъ отъ слова «мишать», то это ничѣмъ пока не доказано. Если какой нибудь каламбуристъ ввелъ въ этомъ случаѣ въ заблужденіе г-на Ше—хина, то можно только пожалѣть, что правила хорошаго языка строятся на каламбурахъ.

 

Далѣе г. С. Ше—хинъ полагаетъ, что гл. вывчаты въ смыслѣ «изучать» употребленъ быть не можетъ. Вмѣсто этого слова онъ предлагаетъ рядъ другихъ: дослиджуваты, стежыты. выстежуваты, вызнаваты, пизнаваты, студіюваты. Гл. дослиджуваты значитъ въ точномъ переводѣ «изслѣдовать», откуда «дослидъ» — изслѣдованіе (Линывый до исторычнього дослиду розумъ, Кулишъ, Хут. Поезіи, 37), «дослидныкъ» — изслѣдователь (Вельмы поважный дослидныкъ польськои старосвитщыны, ib. 65); точно передавать понятіе «изучать» это слово не можетъ; поэтому нѣтъ возможности выраженіе «изучить славянскіе языки» перевести: «дослидыты славъянськи мовы», а можно лишь сказать «вывчыты» или, какъ у Кулиша: «повыучуваты славъянськи мовы (Хут. П. 27). Слово стежыты знач. идти за кѣмъ слѣдомъ (тіею жъ стежкою), отсюда: слѣдить за кѣмъ, преслѣдовать кого — такъ оно извѣсто въ нар. языкѣ, такъ переводится и въ словаряхъ (Желех., Закревскій, Уманець); если-же кто (по аналогіи съ русскимъ гл. «слѣдить», которымъ «стежыты» переводится) придалъ ему и произведенному отъ него выстежуваты новое значеніе, то это сдѣлано совершенно произвольно, и фраза: «я стежу (выстежую) сю науку» является и ничѣмъ неоправданнымъ нововведеніемъ, и будетъ совсѣмъ сбивать съ толку читателя изъ народа, которому, наоборотъ, совершенно будетъ понятно выраженіе: «я вывчаю сю науку». Гл. вызнаваты значитъ: а) узнавать, разузнавать, развѣдывать о чемъ либо въ смыслѣ производства судебнаго слѣдствія: Мени переказано урядныкомъ: вызнавай за Семена, чы не винъ укравъ. (Запис. Залюбовскій въ Верхнеднѣпр. у.). Знай- шлы у його поламаный замокъ та по тому й вызналы, що винъ укравъ гроши у скрыни. (Запис. М. Ѳ. Лободовскій въ Волч. у.);

 

б) заявлять, признавать, исповѣдывать. Ставши пред нами врядом обаполним, Юсчиха Безлюдиха, визнала ясне и доброволне.... иж измѣняла двур свуй власний.... з вуйтом Е. П. на двур... (Акты Борисп. м. ур., 74). Коли вызнаватымешъ устамы твоимы Господа Исуса. (Кулишъ, 1-е Посл. ап. Павла къ Римл. X. 9); в) признаваться, сознаваться, свидѣтельствовать, давать показаніе. Хто такый дурный буде, щобъ самъ на себе вызнававъ таке (що вбывъ). (М. Вовчокъ, Осн. 1862, I, 103); г) предсказывать, предназначать: Уже ся все те збуло, що вызнано було. (Чуб. III. 327). Изъ этого видно, что глаголъ «вызнаваты» не можетъ употребляться какъ равнозначный для гл. изучать, изслѣдовать. Что касается пизнаты, то этотъ глаголъ среди народа и у лучшихъ нашихъ писателей употребляется исключительно въ смыслѣ: узнать кого-либо, опознать, что это именно онъ, а не другой кто, напр.:

 

Ой колы бъ я зозуленька, ой крылечка мала,

То я бъ ввесь свитъ-Украину кругомъ облитала,

То я бъ свого мыленького по шапци пизнала.

(Милорад., 38).

 

Не пизнала маты та свого дытяты (ib. 13).

Пизнавъ препоганый,

Пизнавъ тыи кари очи,

Чорни бровенята...

Пизнавъ батько свого сына. (Шевч., Катер.).

 

Если же кое-кто старается придать этому глаголу значеніе русскаго «познавать», то врядъ-ли есть необходимость и основаніе подражать этому, да и въ этомъ даже случаѣ все таки «пизнаты» не будетъ равно «изучить», и нельзя сказать: «я пизнавъ исторію». Такимъ образомъ изъ всѣхъ рекомендуемыхъ г. С. Ше-хинымъ словъ, лишь одно студіюваты соотвѣтствуетъ требуемому значенію, но, какъ слово заимствованное изъ чужого языка и народу непонятное, должно уступить мѣсто народному слову вывчаты. Что послѣднее употребляется писателями въ такомъ значеніи, — это далеко не новость, такъ какъ съ этимъ значеніемъ оно вошло въ словарь Уманца, а существительное отъ него вывчення — изученіе еще въ словарь Партицкаго (Ум. I. 305). Изъ вышеприведенной цитаты (повыучуваты слав. мовы) видно, что и Кулишъ употреблялъ этотъ глаголъ въ подобномъ значеніи, а вотъ еще имѣющіеся у меня въ данный моментъ подъ руками примѣры: «Всяку народну науку, щобъ повесты іи дали, треба спершъ захопыть у народа те, що у його есть — выучить се все и тоди дали подвыгать». (Про хворобы, 4); у В. Александрова «Потратывъ чымало часу й праци, особлыво надъ вывченнямь старо-еврейського языка» (Тыхомовни спивы, Передм., I); у Самійленка: «Мы, стари, заохочуемо молодижъ до вывчення свого ридного». («Драма безъ гор.» въ альм. «Хвыля за хвыл.», 210); у Левицкаго: «Выклыкало потягъ до выучування його (народнього) побуту, мовы, подання». (Батт., 10); у иего-же: «Праця д. Огоновського е здобутокъ шырокого вывчення джерелъ» (ib. 58). Такимъ образомъ употребленіе гл. «вывчаты» не противорѣчитъ практикѣ писателей, да и духу укр. языка и — что очень важно — само слово понятно народу.

 

Знакъ вопроса вызываетъ у г-на С. Ше-хина и гл. постаты въ выраженіи: «постала въ його думка сотворыты... вкраинську Иліаду». Конечно, можно употребить и предложенные г. Ш. синонимы (склалася, народылася, выныкла), но все же они неточно передадутъ то изъ значеній гл. «постаты», въ которомъ онъ у меня употребленъ, а именно: возникнуть, появиться. Въ этомъ значеніи слово было особенно любимо Кулишемъ: «Велыки чвары мижъ нымы щось посталы» (Осн. 1861, IX, 84); «Звидкиля воны (ляхы надъ Выслою) тамъ носталы, — исторія не змогла й доси доказаты... Тутъ-же такы мижъ Выслою и Одрою постало невелычке та завзяте племъя ляхы». (Першый періодъ казацьтва. Правда 1868, стр. 5); «Субота рады чоловика постала, а не чоловикъ рады суботы» (Еванг., Mp., II. 27); «И мудросты въ батькивъ позычъ святой, Во вчора мы посталы, — що мы знаемъ?» (Іовъ). У Желеховскаго, съ указаніемъ въ качествѣ источника Кулиша, находится и существ. постаннє — возникновеніе, появленіе.

 

Г. С. Ше—хинъ находитъ на стр. 7 статейки «До чытачивъ» «нѣчто невѣроятное», которое заключается въ употребленіи двухъ помянутыхъ глаголовъ «вывчаты» и «постаты» и затѣмъ... въ собственномъ измышленіи г. С. Ше-хина. Не понявъ выраженія: «Кривава эпопея народньои боротьбы за волю», онъ нашелъ нужнымъ замѣнить слово «эпопея» словомъ «эпоха» и исказивъ такимъ образомъ мысль и ея выраженіе, началъ производить изъ этого искаженнаго текста свои обвинительные выводы.

 

Насколько допустимъ подобный пріемъ въ достойной уваженія критикѣ — очевидно для каждаго, и я не буду больше о немъ распространяться, предполагая здѣсь въ г. Ше-хинѣ только поспѣшность и неосмотрительность.

 

«Одружывся зъ давно йому знаною сестрою свою прыятеля» (8). Г. С. Ше-хинъ говоритъ: «Съ знайомою» надо или «видомою», но только не «знаною». — Почему? Вѣдь слово «знаный», въ значеніи — кому либо извѣстный, постоянно употребляется украинскими писателями: у В. Александрова (переводъ VIII псалма): «Знана ричъ: Ты мало чымъ його видъ янголивъ зменчывъ» (Тых. Сп. 12); у Г. Барвинокъ: «Знана на ввесь свитъ баба Борець» (Опов. 426); особенно любилъ это слово Кулишъ, и если бы г. С. Ше-хинъ не былъ такъ поспѣшенъ и самоувѣренъ въ своихъ приговорахъ, то онъ нашелъ бы у этото писателя много примѣровъ съ интересующимъ его словомъ; вотъ кое что: «Не дывыться на знаныхъ и велыкыхъ» (Іовъ, 75). «Малы жъ тоди знаного въязныка на призвыще Вараву» (Еван. Мт. ХХѴШ, 16); «Въ знаній кожному львивській литопыси (Крашанка, 11); оно находится у Кулиша даже какъ разъ въ приложеніи къ тому лицу, что и въ замѣткѣ «До чытачывъ» — къ г-жѣ Кулишъ, въ посвященіи ей «Думы-казкы про дида й бабу»: «Чоломъ и ралець моій знаній» и снова: «Чоломъ доземный моій же такы знаній». (Дзвинъ, 150, 165).

 

«Выйихалы до Варшавы, щобъ извидты простуваты за кордонъ» (8). По мнѣнію г. С. Ше—хина «простуваты». — «выраженіе для даннаго случая неумѣстное». Почему? Наоборотъ, какъ разъ умѣстное, потому что «простуваты» значитъ: прямо, не сворачивая никуда, идти, ѣхать; они-же и выѣхали въ Варшаву съ цѣлью оттуда прямо ѣхать за границу. Такъ какъ г. Ш. вѣроятно не знаетъ значенія гл. «простуваты», то пусть ему скажетъ это Кулишъ, приговоръ котораго для г. Ше—хина обязателенъ: «У Москви загаюсь днивъ зъ чотыри, а посли вже до васъ простуватыму» (Письма къ В. В. Тарн., Д. С. Каменец., оттискъ, 105); «Чулы мы, що ты простуешъ у чужи земли... йихатымешъ поузъ нашу тутешню хату» (ib. 114); «Назустричъ гонець до Билозерця, щобъ простывавъ... пидъ Ниженъ» (Ч. Рада. Одесса, 180). «Стало выдно по всій Украини, куды зъ насъ коженъ мусыть простуваты» (Лыстъ зъ хутора III, Осн. 1861, III. 28).

 

«А тымъ часомъ выкрыто вже було Кырыло-Меѳодіивське Братство» (8). Г. Ш. говоритъ: «Очевидно авторъ хотѣлъ сказать — обнаруженно, открыто, раскрыто, а сказалъ наоборотъ — «выкрыто», т. е. совершенно закрыто, скрыто. По-малорусски надо было сказать видкрыто, выявлено», — Гл, видкрываты употребляется болѣе въ прямомъ его значеніи и для такого переноснаго, какое предлагаетъ г. Ш., требуется нѣкоторое расширеніе этого значенія; глаголъ-же выявляты, хотя и значитъ «открывать, обнаруживать, показывать», но имѣетъ свой собственный оттѣнокъ, а именно показываетъ, что кто-то открываетъ или сообщаетъ, выдаетъ кому либо нѣчто, открывающему раньше уже извѣстное, имѣвшееся уже въ его распоряженіи, напр.: Довго не выявлявъ свою думку (Комар. Розм. про небо, 52); Направлялы ихъ темнымы лисамы, щобъ не выявыть силы передъ ляхамы (Сторож., М. Прокл. 60); Його очи выявлялы таку тревогу (Нечуй, Hob. 179); Ни сльозою, ни словомъ не выявывъ винъ жалю (Сторож., Оп. П. 50); Юдыхва выявыла його капости передъ Ксерксомъ (Ном. 3559); Колы бачывъ-бы, що й ридный братъ мій не думае объ хазяйськимъ добри и занапащае його, то я бъ и на брата выявывъ (Квитка, П, 174); И выявывъ тоби я грихъ мій непрощенный (Кулишъ, ГІсалт. 72). Поэтому о доносителѣ Петровѣ можно сказать, что онъ выявывъ (выдалъ) Кир.-Меѳ. братство, такъ какъ онъ раньше зналъ о немъ; но нельзя того-же сказать объ администраціи, ничего о братствѣ не знавшей. Что-же касается гл. выкрыты, то его значеніе указано Желеховскимъ: entdecken; г. Ш. утверждаетъ, что слово значитъ, наоборотъ: скрыть, закрыть, — пусть онъ докажетъ это, съ указаніемъ страницъ изданій, цитатами изъ нар. рѣчи или произведеній писателей, и тогда видно будетъ, что я ошибся; а до того времени каждый вправѣ считать переводъ г. Ше—хина его собственнымъ измышленіемъ, ни на чемъ не основаннымъ.

 

«Одна по одній выявляються його кныгы» (8). Г. С. Ше—хинъ спрашиваетъ: «А гдѣ-же и у кого онѣ были спрятаны или скрыты, что имъ пришлось «выявлятысь», т. е. обнаруживаться»? — Для того, чтобы выявлятыся совсѣмъ не нужно быть непремѣнно спрятаннымъ или скрытымъ, — достаточно не быть до того времени виднымъ кому либо, не находиться въ данномъ мѣстѣ или не существовать совсѣмъ, а затѣмъ появиться, такъ какъ «выявляться» знач., между прочимъ, «появляться», что легко усмотрѣть изъ слѣд. примѣровъ: «Рокивъ 300 до цього выявылысь люде, що дизналысь, що земля круглобока» (Комар., Р. про небо, 52); «На вулыци чорна свыта выявилась одна й друга, замыгтилы плахты, намиткы... ишлы люде до церквы» (М. Вовчокъ, Осн. 1862, I, 91); «Тилькы що выявилась на дверяхъ перша пара, якъ разомъ заторохтилы барабаны» (Сторож., М. Пр. 76);

 

Колы бъ винъ выявывсь народу,

Своимъ угодныкамъ, безъ гниву,

То не вернулысь бы до злого.

(Кулишъ, Псалт. 197).

 

Употребленіе сл. духовный въ смыслѣ spirituel по мнѣнію г. Ш. «дѣлаетъ рѣчь непонятной». Но почему-же мы всѣ понимаемъ, когда Кулишъ пишетъ: «Вашъ образъ духовный черезъ мое слово николы не забудеться» (Оповид., Бахмутъ, 125); или:

 

Боронючы народню Гиппокрену

Духовну зброю безъ устанку носымъ. (Байда, 7)⁵)?

 

«Дѣлаетъ рѣчь непонятной» и сл. завсигды (вм. «завжды»). Сожалѣю объ ограниченности лексикона тѣхъ, кому могутъ быть непонятны такія обыкновенныя слова. Завсе(и)гда, завсигды, завсиды можетъ г. Ш. найти у Номиса (№№ 895, 4667), М. Вовчка (Нар. он. П. 76), Кулиша (Ч. Рада, 74), Желеховскаго; а произведенное отъ него народомъ завсидній — всегдашній находится у Шухевича (Гуцульщина, I, 120) и Мырнаго (Повія, II, 57; Хиба рев. волы, 350).

 

Также непонятно г-ну Ше—хину сл. рахуваты въ выраженіи: «тилькы на М. Вовчка та на Костомарова можно було рахуваты, якъ на неважныхъ литературныхъ робитныкивъ». Если непонятно, то слѣдуетъ обратиться хотя-бы къ словарю Желеховскаго, — тамъ есть переводъ.

 

Въ выраженіи: «на вкраинськыхъ катедрахъ на университетахъ» г. Ш. считаетъ необходимымъ замѣнить предл. на предлогомъ въ. Возможно, и я не настаиваю на этой формѣ: въ этомъ отношеніи въ нашемъ литер. языкѣ колебанія; но все же должно сказать, что галичане пишутъ «на», да также кое-кто и изъ укр. писателей въ Россіи, — вотъ, напр., заглавіе статьи Конисскаго: «Женщины-професоры на университети въ Болони» (Зоря, 1884, стр. 167) — и дальше въ текстѣ статьи: «Умерла... зробывшы вильный шляхъ тому жиноцьтву, котре ишло слидомъ за нею на болонскимъ университета» (168; см. еще 176 и др.).

 

«Выдрукувавъ новымъ тыпомъ украинсъки проповиди Гречулевыча, вельмы ихъ поперероблявшы, чы то и зовсимъ знову напысавшы» (9). Г. С. Ше—хинъ спрашиваетъ: «А кто-же ихъ «перероблявъ», если Кулишу пришлось ихъ «попереробляты» и развѣ ихъ кто-либо до Кулиша „перероблявъ“?». — Очевидно, г. Ш. думаетъ, что приставка по указываетъ здѣсь на дѣйствіе, произведенное во второй разъ съ однимъ и тѣмъ-же предметомъ; онъ ошибается. Прист. по, присоединенная къ несоверш. виду глагола, уже имѣющаго приставку, даетъ ему значеніе совершаннаго и обозначаетъ: а) дѣйствіе, произведенное нѣсколькими предметами однимъ за другимъ; напр.: «Гроши козакы вже на меды та на горилкы попереводылы». (Кулишъ, Хмельн. 106); «Вы поперескакуете [черезъ яму] до мене». (Манжур. 3); б) дѣйствіе, произведенное однимъ предметомъ надъ нѣсколькими и въ нѣсколько пріемовъ: «Тоди салдацькый сынъ-багатырь поперевертавъ ти скели» (Манж. 32); у Кулиша заглавіе его перевода Шекспира, изд. въ 1882 г. во Львовѣ: «Шекспирови творы зъ мовы брытанськои мовою украинською поперекладавъ II. А. Кулишъ». Если-бы придерживаться толкованія г. Ш., то вышло-бы, что Кулишъ вторично послѣ кого-то дѣлалъ свой переводъ. А вотъ примѣры съ интересующимъ насъ глаголомъ: у Стороженка: «Поперероблювалы ихъ [правосл. церквы й манастыри] на костьолы и кляшторы (М. Пр. 65): у Кулиша: «Може бъ винъ [Шевченко] багацько де-чого поперероблювавъ у своихъ рукописяхъ» — для изданія (Хут. П. 38), — развѣ это значитъ, что кто то передѣлалъ уже рукописи Шевченка, а затѣмъ онъ еще разъ ихъ имѣлъ передѣлывать? Нѣтъ, это просто значитъ, что написанное раньше Шевченко, для печати, имѣлъ бы передѣлать, — точно то-же значеніе, что и въ ст. «До чытачивъ».

 

«Добре проредактувавшы й выдрукувавшы зъ своею хвальною передмовою «Нар. оповидання» М. Вовчка» (9). Здѣсь не нравится г-ну С. Ше—хину форма редактуваты, но почему онъ предпочитаетъ ей заимствованное галичанами у поляковъ «редакгуваты» я не знаю. Слово хвальный, по его мнѣнію, значитъ «хвастливый». Для того, чтобы повѣрить этому, необходимъ примѣръ изъ солиднаго источника съ самимъ словомъ «хвальный», а не съ словомъ «хвалько», зачѣмъ-то приводимымъ г. С. Ше—хи- нымъ. «Хвальный» у Желеховскаго — achtbar, у Уманца — похвальный, у Шейковскаго — хвальный; у Кулиша «Будетъ славенъ и хваленъ якъ Морозенко» (Ч. Рада 49). Развѣ это значитъ: хвастливый? Желательно, чтобы г. С. Ше—хинъ доказалъ примѣрами свое утвержденіе, будто ухвальный — хвалебный.

 

«Повстававъ [Кулишъ у «Листахъ зъ хутора»] проты городянськои цивилизаціи пансъкои» (10). Г. С. Ше—хинъ говоритъ: «Отъ «городъ» прилагательное будетъ «городськый», а отъ «городянка» — «городянськый». Слѣдовательно, надо сказать „проты городськои цивилизаціи“». — Удивительное словопроизводство! Жаль, что Кулишъ былъ не знакомъ съ толкованіями г-на С. Ше—хина и съ его замѣчательнымъ открытіемъ о происхожденіи слова «городянськый» отъ «городянка», — онъ тогда не употребилъ бы этого слова въ своихъ «Лыстахъ зъ хутора» болѣе двадцати разъ: городянськый духъ, розумъ, комфортъ, городянська наука, пыха, словесность, доля, омана, громада, фылософыя, поезыя, нужда, городянське товарыство, городянськи диты, люде, кныжкы, наукы, дыва, порядки и пр. (Оповид., Бахм., 9.7 — 114). Дѣло въ томъ, что свойственный «городу» будетъ «городськый», а свойственный «городянамъ» — «городянськый (сравн.: миськый и мищанськый, сильськый и селянськый, хутирськый и хуторянськый). Вотъ почему свойственная горожанамъ цивилизація и названа мною, по примѣру Кулиша, городянською.

 

«„Исторія Украины одъ найдавнишыхъ часивъ“ — початокъ, цикавый тымъ, що авторъ здолавъ прегарною вкраинсъкою мовою выкладаты ричъ цилкомъ поважно наукову: тоди се мигъ зробыты самъ Кулцшъ тилъкы, билыие нихто» (10). Г. С. Ше—хинъ говоритъ: «Здолавъ здѣсь неумѣстно, т. к. ничего Кулишу тутъ превозмогать (здолаты) не приходилось. Авторъ самъ же говоритъ, что малорусскій языкъ для Кулиша былъ роднымъ и никакихъ трудностей не представлялъ». — Прежде всего здолаты совсѣмъ не значитъ превозмогать, а просто — мочь, быть въ состояніи, какъ то видно изъ слѣд. примѣровъ: «Якивъ усе хоривъ, усе боливъ. Давно вже винъ не робывъ ничого — не здолавъ» (М. Вовчокъ, Нар. оп., II, 206); «Не здолавъ умовыть своихъ товарышивъ» (Сторож. II. 276); «Не здолаю бильшъ одъ васъ таитысь» (Кулишъ, Ч. Рада, 20); «Завесты унію всюды по Вкраини не здолалы». (Кулишъ, Хмельн. 47); «Ляхы здолають нову сылу су противъ його выставыты» (ib. 57). Затѣмъ: нигдѣ въ моей статьѣ не говорится, будто бы малорусскій языкъ для Кулиша «никакихъ трудностей не представлялъ», — это просто выдумка г. С. Ше—хина. Раньше въ моихъ словахъ онъ нашелъ «нѣчто невѣроятное», перемѣнивъ мое слово на свое, а теперь уже приписалъ мнѣ цѣлую мысль собственнаго сочиненія и строитъ на этомъ обвиненіе. Да я и не могъ сказать такой очевидной несообразности. Изъ того, что мальчикъ въ дѣтствѣ говорилъ въ семьѣ по украински, обходясь для этихъ обыденныхъ разговоровъ нѣсколькими тысячами словъ, совсѣмъ не слѣдуетъ, что ему не нужно было работать и преодолѣвать рядъ трудностей для того, чтобы овладѣть высоко развитымъ литературнымъ языкомъ. Да мы имѣемъ по этому вопросу и свидѣтельство самого Кулиша, который, въ письмѣ къ одной знакомой, говоритъ: «Я краще одъ Васъ пышу по нашому; не думайте жъ, що такъ мени се й далось безъ праци. Я поты чытаю було писни, покы воны въ мене въ памъяти остануться; поты перечытую Основъяненка, що нема вже й слова такого, которого бъ я не знавъ, де воно въ його сказано»⁶). Для научнаго-же языка затрудненія были еще больше, такъ какъ Кулишу приходилось создавать его самому и для этого онъ долженъ былъ изучить не только языкъ народный и бывшихъ до него писателей, но и старый письменный украинскій языкъ, чтобы воспользоваться раньше выработанными формами. Трудъ это былъ большой даже для такого талантливаго человѣка, какъ Кулишъ. Но еще труднѣе пожалуй было для него отрѣшиться, при писаніи своихъ научныхъ статей, отъ тѣхъ формъ научнаго русскаго языка, которыя должны были укорениться въ его мозгу, благодаря тому, что все свое образованіе онъ получилъ на русскомъ языкѣ и читалъ научныя книги въ подавляющемъ большинствѣ случаевъ по русски. Если принять все это во вниманіе, то окажется, что для того, чтобы въ 1861 г. написать по малорусски историческую работу съ историко-критическими примѣчаніями къ ней именно необходимо было Кулишу превозмочь рядъ большихъ затрудненій⁷).

 

«Зазывный листъ до вкраинсъкои интеллигенціи» — могучый заклыкъ до праци» (13). По мнѣнію г. С. Ше-хина. «неумѣстно употреблено слово заклыкъ вм. поклыкъ». Почему? Заклыкъ знач. призывъ, воззваніе, приглашеніе. Напр., у Костомарова, въ стихотвореніи «Ластивка», на площади призываютъ къ войнѣ, —

Почувъ сынокъ заклыкання, —

Палае серденько.

 

Мать не пускаетъ на войну, но —

Удруге, втрете Заклыкъ оддаеться

 

и онъ идетъ (Збирн. Творивъ I. Галкы, 86, 87). Изъ этого видно, что слово «заклыкъ употреблено мною совершенно умѣстно; поклыкъ употребляется какъ синонимъ предыдущаго и имѣетъ значеніе болѣе близкое къ русскому «кличъ».

 

«Основа, писля 22-и книжки, не стала выходыты» (10). Г. С. Ше-хинъ замѣчаетъ: «т. е. не пожелала, отказалась выходить». Гл. статы имѣетъ то самъ по себѣ, то въ соединеніи съ другими словами около двухъ десятковъ значеній, — почему же г. Ш. выбираетъ изъ нихъ именно то, которое не подходитъ къ моей фразѣ? Значеніе цитированнаго выше выраженія совершенно ясно: не стала выходыты — перестала выходить. А что въ такомъ значеніи глаголъ употребляется видно хотя бы изъ слѣдующаго мѣста напечатанной Кулишемъ кобзарской думы:

 

Покы мы матиръ свою поважалы,

Поты намъ Богъ годывъ:

А не сталы мы маткы старенькой знаты...

Не стали насъ люде знаты...

 

Не стали мы въ домивци на промешканни зъ молодымы женами щастє й доли соби маты.

(Зап. о Ю. Р. I, 23).

 

Таковы лексическія замѣчанія г. С. Ше-хина; перейдемъ теперь къ замѣчаніямъ характера синтаксическаго. Они открываются удивительнымъ недоумѣніемъ г. Ш. Вотъ оно цѣликомъ: «Тамъ же мы читаемъ: «зробывся першымъ (чымъ?) у класи» — гдѣ же существительное?» (Сгр. 69). На этотъ поразительный вопросъ ничего не остается, какъ только отвѣтить, что гимназистамъ младшихъ классовъ сообщается о томъ, что «дополненіе выражается... именемъ существительнымъ въ косвенномъ падежѣ... (и) всякимъ другимъ словомъ, если оно употреблено или вмѣсто косвеннаго падежа имени существительнаго (мѣстоименіе), или въ смыслѣ его (любое слово)». Также ихъ ставятъ въ извѣстность, что «въ одномъ предложеніи опускается либо существительное (въ подлежащемъ и дополненіи), либо глаголъ (въ сказуемомъ), преимущественно тогда, когда при нихъ бываютъ такія объясняющія ихъ слова, при которыхъ становится лишнимъ подлежащее или сказуемое, а именно: существительное опускается тогда, когда слишкомъ общее понятіе, имъ выражаемое, достаточно явствуетъ изъ прилагаемаго къ нему опредѣленія». (Для точности отмѣчаетъ, что первая цитата взята со стр. 17 части 2-й «Учебника русской грамматики для младшихъ классовъ среднихъ учебныхъ заведеній» П. Смирновскаго (М. 1898), а вторая со стр. 111 «Учебника р. грамматики... для среднихъ учебн. завед.» Ѳ. Буслаева (М.1873). Это сообщается гимназистамъ конечно о русскомъ языкѣ, но то же самое приложимо и къ малорусскому, въ чемъ легко убѣдиться изъ слѣд. примѣровъ: у Мордовцева: «Сущый Цезарь: першымъ у Мотронивци, абы не другымъ у Петербурси» (За краш. — пыс., 26); у Кулиша⁸): «Спершу Кулишъ учывся дуже тупо и бувъ послидущымъ мижъ товарышамы... У трейтьому класи гымназыи. куды переведено його зъ повитового учылыща трохы чы не первымъ, спознався.. » (Стр. 34). Въ украинскомъ языкѣ такое опущеніе существительнаго (какъ въ подлежащемъ, такъ и въ дополненіи) даже особенно любимо и особенно часто встрѣчается у Кулиша, примѣрами изъ котораго я и ограничусь. «Такъ спивай, щобъ чоловикъ на добре, а не на зле почувся (Ч. Рада, 21). Гиркои ты пиднисъ моему серцю (Ib. 20).

 

Не славте кобзаря словамы золотимы,

Повисьте вы надъ нымъ його трыдцятострунну.

(«Дзвинъ», 197).

 

И се тебе моимъ наказнымъ огласывъ. (Ib. 208).

Кохана! не тремты передъ мечемъ кривавымъ,

Винъ радощи земни вбезпечуе всимъ намъ.

Свитъ практычнишои не видае ще славы,

Якъ згорда показать страшною ворогамъ. (Ib. 235).

 

Воззваніе къ Эвтерпѣ:

Влагаемъ же тебе дитву гойдаты....

Прыспишуючы й намъ той викъ добра,

Що Девъятъохъ до насъ колысь прынадыть (т. е. девять музъ) (Ib. 239).

 

Полное незнаніе одного изъ важнѣйшихъ правилъ укр. языка обнаружено г. С. Ше-хинымъ и въ другомъ его замѣчаніи относительно выраженій: «половыну литературной діяльносты Кулишевои» и «дви перлыны нашого пысьменства красного». Г. Ш. полагаетъ, что опредѣленія «Кулишевои» и «красного» должно стоять передъ существительнымъ. Очевидно, ему совершенно неизвѣстно, что укр. языкъ чрезвычайно любитъ употребленіе опредѣленія послѣ опредѣляемаго: Ходыть якъ индыкъ переясливсъкый (Ном.). А Бигъ його святый знае! (Ном.). Прыйшовъ у той лисъ до того пенька обгорилою (Рудч. Ск. II, 109). И вже пролискы у садку Олексіевому процвиталы (Квитка). Якъ то вже я того вечора захыcтного темною дожыдаю! (М. Вовчокъ, Осн. 1862, Ш, 62), Прокипъ наче ничъ темна ходыть (М. Вовчокъ, О. 1862, III, 62). А сама у плачъ ревный(М. Вовчодъ). Люде прости по всій Украини загулы (Кулишъ, Хмельн., 58). Жинкы шляхецьки сталы жинкамы козацькымы (Ib. 61). Збогатылыся добыччу панською. (Ib. 56). При двухъ же разнородныхъ опредѣленіяхъ (а таковы именно оба случая, отмѣченные г. Ш.), почти обязательно одно ставится впереди, другое послѣ опредѣляемаго: у Котляревскаго: Въ червоній юпочци баевій (Енеида); у Шевченка: Мій друже мылый, якъ то мало святыхъ людей на свити стало; у него жъ: Бувай здоровъ, мій друже едыный! (Письмо къ Лазар.); у М. Вовчка: Тилько свое лыхо тяжке згадають; у Кулиша: Иншый чоловикъ значный и не хотивъ. (Хмельн. 61); Лякаючы людей велыкою помстою лядською (Ib. 57); Воны зруйнувалы старый порядокъ славъянськый (Перш. пер. коз. 5).

 

По мнѣнію г. С. Ше-хина невозможно употребить и страдательное причастіе прошедш. врем. чутый (зъ колысь чутого оповидання), а необходимо замѣнить его несокращеннымъ придаточнымъ предложеніемъ (зъ того оповидання, що колысь чувъ). Но такія причастія въ украинскомъ языкѣ существуютъ и употребляются какъ прилагательныя: Далеко десь булы воны завдати. М. Вовчокъ, II, 34.

 

Стоить дерево высоке,

Покынуте Богомъ,

Покынуте сокырою. (Шевч. 30J).

Чыи сыны, якыхъ батькивъ,

Кымъ, за що закути? (Шевч. 171).

 

За бытого двохъ небытыхъ дають. Посл. Нашъ братъ увесь викъ ходыть сытый и вкрытый. Кулишъ, Зап. О. Ю. Р. I. 9. Чутый — см. «Р. грам.» Смаль-Стоцкаго и Гартнера, 122.

 

Отъ опредѣленія перейдемъ къ подлежащему. Въ ст. «До чытачивъ» написано такъ: «Винъ згодомъ намыслывъ выдаваты укр. журналъ «Хата», та добувъ дозвилъ тилькы на альм. «Хату». Сю гарну збирку зъ творивъ своихъ и кращыхъ тодишнихъ пысьменныкивъ появывъ р. 1860 и тоди жъ выдавъ... «Повѣсти» (9). Выписавъ текстъ только отъ словъ «Сю гарну збирку...», г. III. спрашиваетъ: «Гдѣ подлежащее»? То, вырванное изъ связи съ предыдущимъ мѣсто, которое привелъ г. Ш., дѣйствительно казалось нѣсколько неловкимъ безъ проставленнаго подлежащаго, но зачѣмъ же искаженъ былъ видъ выраженія путемъ отдѣленія фразы отъ текста, съ которымъ она въ связи? Когда читаешь все вмѣстѣ, вопроса о подлежащемъ не представляется. Кромѣ того, очевидно г-ну С. Ше-хину неизвѣстно, что укр. синтаксисъ позволяетъ опускать подлежащее очень часто, гораздо чаще, чѣмъ, напр., русскій. Одинъ изъ укр. писателей, извѣстный редакторъ «Украинськыхъ прыказокъ» М. Номисъ (Симоновъ), прекрасно знавшій народный языкъ, такъ любилъ опускать подлежащее, что доходилъ даже до излишествъ. Вотъ примѣръ:

 

«И було такъ покійныця: куды бъ ни йихала, а вже безъ паляныци не можна. «Годытся такъ!» И прыйиде, склонила головою, добрыдень, чы якъ прыходытся, и напередъ усёго — зъ хустыны и на стилъ іи! а вже потимъ и прывитаться, и щобъ тамъ наддягтысь».

 

«И гостынцивъ тежъ було дитямъ, — николы було безъ гостынця! «Сварымось», — каже, — «треба и голубыты. Чымъ же», — каже, — «и згадувать имъ буде стару?» И не те, щобъ тамъ медяныкивъ, або другого чого, городського — ни сього у неи не було николы. А отъ: насиннячка по жминци... коржа медяного, або просто по шматку кныша або гречаныка. «У зайчыка», каже. «одняла!» (Разск. М. Т. Симонова, 231). Въ такомъ родѣ написанъ весь этотъ разсказъ, равно какъ и другой, того же автора. «Дидъ Мына и баба Мыныха», напечатанный Кулишемъ въ альм. «Хата». Самъ Кулишъ также любилъ этотъ пріемъ, напр. въ «Ч. Ради» (съ красной строки): «Такъ говорючы, уставъ да й повивъ гостей до хаты» (21). Изъ «Байды»:

 

Господь скаравъ на ній лукаву матиръ:

 

Вдовуючы дытыну появыла (16).

 

Остается еще два замѣчанія г. С. Ше-хина, — оба они касаются сокращенныхъ придаточныхъ предложеній. По поводу слѣд. мѣста: «Заслано його до Тулы, заборонывшы служыты... й пысаты», г. С. Ше-хинъ говорить: «Построеніе и согласованіе невозможное и синтаксически невѣрное. Надо было написать «заслано його до Тулы и заборонено служыты»... или какъ говорятъ въ Полтавщинѣ: «заслано... зъ забороною служыты» (Стр. 72). — Что «такъ говорятъ въ Полтавщинѣ» — это еще требуетъ доказательствъ (документальныхъ, конечно, изъ опубликованныхъ образцевъ народной словесности), которыхъ г. Ш. пока не представилъ; что же касается употребленной мною конструкціи, то г. С. Ше-хинъ, какъ обыкновенно, не указываетъ почему онъ считаетъ ее невѣрной; но можно догадаться, что ему не нравится сокращеніе придаточнаго предложенія при главномъ безличномъ. Дѣйствительно, русская грамматика не допускаетъ такихъ сокращеній; но иначе обстоитъ дѣло въ украинскомъ языкѣ, гдѣ такое сокращеніе въ употребленіи, — вотъ примѣры: „Не горившы, не болившы, якъ зъ лука спрягло“. Ном. „Мавшы своихъ богивъ та чужимъ кланятысь“. Ном. Допускается, при главномъ безличномъ сокращеніе придаточнаго даже съ своимъ собственнымъ подлежащимъ: у Квитки: „Побачывшы тебе уперше, мени здалося, що знайшовъ соби якесь щастя“. У Котляревскаго:

 

Оттакъ поплававшы немало

И поблудывшы по морямъ,

Якъ ось и землю выдко стало. (Енеида).

 

У Кулиша: „Того жъ року, вступаючы въ осинь..., одтято голову й Сомкови“ (Ч. Р. 142).

 

Ту мицну кгалеру,

Одризано у насъ, мынувшы Перу. (Байда, 91).

 

Тѣмъ болѣе возможно сокращеніе придаточнаго предложенія при употребленномъ мною безличномъ, такъ какъ въ обоихъ предложеніяхъ одно и то же подлежащее и при томъ оно не совершенно отсутствуетъ, а лишь индивидуально не опредѣлено.

 

Другое замѣчаніе г. С. Ше-хина относится къ слѣд. мѣсту статьи: «Бувши ще Кулишъ въ университета, зазнайомывся зъ проф. Максымовычемъ» (6). Г. Ш. говоритъ, что это «оборотъ, который можно употребить только развѣ вслѣдствіе lapsus linguae. Это не малорусскій періодъ рѣчи» (70). — Крайнее незнакомство г. С. Ше-хина съ малорусскимъ языкомъ особенно ощутительно въ этомъ безапелляціонномъ приговорѣ. Онъ не знаетъ, что если причастіе служитъ выраженіемъ придаточнаго предложенія и имѣется на лицо общее для обоихъ предложеній подлежащее, то украинскій языкъ допускаетъ оригинальную и красивую разстановку словъ: причастіе ставится впереди подлежащаго, которое, такимъ образомъ, входитъ въ составъ не главнаго, а придаточнаго предложенія. Вотъ примѣры изъ нар. рѣчи: „Каравшы Богъ та й змылуется.“ Ном. „Погулявшы то тамъ Шелестъ зъ козакамы, и повивъ ихъ у лисъ“. Зап. о Ю. Р. I. 297. „Почувши губернаторъ Росковськый, що гайцамакы деруть одного чоловика, Шрама,... пойихавъ його оборонять!“. Ib. I. 241. Эта конструкція употреблялась въ старинной малорусской литературѣ: «Слишавши то баба Соломия голое из неба, скоро порвавшися силою Божіею, побѣгла за мѣсто на поле» («Казаня на Рожд. Х-во» въ кн. «Матеріалы до рускои литературы апокрифичнои зôбравъ Д-ръ Ом. Калитовскій», 13). «При писмѣ томъ Кошового отобравши Ханъ и реестръ неволничій татарскій, послалъ заразъ оній чрезъ своихъ чавусовъ во весь Кримъ». (Величко, Лѣт., П, 383). А вотъ примѣры изъ лучшихъ писателей XIX в.:

 

Котляревскій: а) Роспорядывшы Турнъ якъ треба,

Махнувъ засаду щобъ зробыть.

б) Послухавшы Еней Охрима,

Укрывшысь на полу лигъ спать.

 

Гулакъ-Артемовскій: Запригшы кгулыхъ винъ, ну перелигъ ораты (О. 1861. Ш. 94). Квитка: Прынисшы вона видъ ричкы плаття, загубыла матерыну хустку. I. 87. Набравшы Охримъ воды та вертаючысь до табора, дума... I. 12. Надувшись голова и палычкою пидпираючысь, повивъ передъ. II. 45.

 

Шевченко: Розбывшы витеръ чорни хмары,

Лигъ биля моря одпочыть. 27.

 

Кулишъ очень любилъ эту конструкцію: Пидйихавшы гости пидъ браму, почалы грукаты шаблею въ цвяхы. Ч. Р. 4. Да одчынывшы дидусь у пасику фирточку, и побивъ Шрама. Ib. 6. Постоявшы прочане наши въ церкви, подалы срибла пан-отцямъ Братськыъ. Ib. 48. Бачывшы тоди короли польськи, на що воно... забираеться, одынъ по одному козакивъ до себе ласкою прыхылялы. Хмельн. 30.

 

Мой отвѣтъ на частныя замѣчанія г. С. Ше-хина оконченъ. Прошу извиненія у читателей въ томъ, что иногда занималъ ихъ вниманіе вещами общеизвѣстными: это было обусловлено самымъ свойствомъ той критики, на которую приходилось возражать. По нѣкоторымъ пунктамъ можно было бы привести нѣсколько болѣе фактическаго матеріала, но крайній недостатокъ времени принуждалъ ограничиться имѣвшимся подъ руками. Впрочемъ, кажется, и сказаннаго достаточно для того, чтобы придти къ нѣкоторымъ заключеніямъ.

 

По мнѣнію г. С. Ше-хина, авторъ ст. «До чытачивъ» склоненъ ко всякаго рода новшествамъ, не знаетъ значенія самыхъ обыкновенныхъ словъ и не считается съ малорусскимъ синтаксисомъ. Однако, высказанныя по каждому отдѣльному случаю соображенія и данный при томъ фактическій матеріалъ должны очевидно приводить къ инымъ выводамъ. Разъ доказано, что ни одна изъ заподозрѣнныхъ г. Ш. формъ помянутымъ авторомъ не создана, то нѣтъ и возможности называть новшествомъ то, что издавна употреблялось народомъ, а также старыми и новыми писателями. Что же касается лексическаго значенія словъ и синтаксической связи ихъ, то, быть можетъ, въ томъ или другомъ случаѣ вопросъ остается спорнымъ; но то обстоятельство, что употребленныя мною формы въ такомъ же точно значеніи и въ такой же точно связи употребляются народомъ или лучшими писателями, указываетъ, что въ отмѣченныхъ случаяхъ я въ прегрѣшеніяхъ противъ основъ и духа укр. языка неповиненъ, и высказанныя г. С. Ше-хинымъ съ такимъ апломбомъ обвиненія падаютъ.

 

Но если это такъ, то тогда одно изъ двухъ: или г. С. Ше-хинъ все это зналъ, или не зналъ. Въ первомъ случаѣ его обвиненія получили бы характеръ, о которомъ я не хочу распространяться, такъ какъ не считаю возможнымъ предположить нѣчто подобное со стороны г. Ш.; если же онъ ничего не зналъ, тогда, значитъ, онъ не знаетъ ни теоретически, ни практически укр. языка, не знакомъ съ языкомъ первостепенныхъ украинскихъ писателей, и можно только удивляться той смѣлости, съ которой онъ свои собственные вкусы въ области языка выдаетъ за нѣчто, обязательное для всѣхъ.

 

Изъ вышеприведенныхъ многочисленныхъ примѣровъ слѣдуетъ, что г. С. Ше-хинъ обвинилъ въ незнаніи языка и исправилъ но своему въ сущности не предисловіе къ альманаху «Дубове лыстя», а всѣхъ лучшихъ украинскихъ писателей, начиная съ Котляревскаго, и — что еще удивительнѣе — даже языкъ самого малорусскаго народа. И народъ, и эти писатели, при приложеніи къ нимъ мѣрки г. С. Ше-хина, оказались выражавшимися плохо: не знали значенія самыхъ общеизвѣстныхъ словъ, употребляли «построенія и согласованія невозможныя и синтаксически невѣрныя», «которыя можно употреблять только развѣ вслѣдствіе lapsus linguae», питали «большое пристрастіе ко всякого рода новшествамъ, заковыристымъ словечкамъ и приставкамъ», употребляли замѣны словъ, которыя «дѣлаютъ рѣчь непонятной», грѣшили «невозможнымъ подборомъ словъ» и пр. и пр. и, наконецъ, дали въ руки недоброжелателей украинскаго слова матеріалъ для враждебныхъ нападеній. Нисколько не лучшимъ оказался и тотъ авторъ, который, по словамъ г. С. Ше-хина, владѣлъ «родной рѣчью въ совершенствѣ», — даже болѣе: онъ оказывается особенно часто грѣшащимъ предъ лицомъ г. С. Ше-хина. Такимъ образомъ ошибочно утвержденіе послѣдняго, будто онъ не знаетъ «ни одного человѣка, который не преклонялся бы передъ удивительнымъ умѣньемъ Кулиша владѣть родною рѣчью» (стр. 74), такъ какъ въ этомъ случаѣ г. С. Ше-хинъ забылъ самого себя. Возможно, конечно, что Кулишъ, какъ утверждаетъ г. Ш., не похвалилъ бы моего языка, но какъ удивился бы онъ нападеніямъ во имя языка Кулиша на языкъ Кулиша же! Какъ оригинально звучатъ преподанные мнѣ г. С. Ше-хипымъ совѣты изучать малорусскій языкъ, когда знаешь противъ кого они въ дѣйствительности направлены! Какъ хочется спросить г. С. Ше—хина, — почему же онъ самъ прежде всего не послѣдовалъ этимъ совѣтамъ и не изучилъ языка раньше, чѣмъ взяться за его критику и очутиться въ положеніи, при которомъ читателю приходится выбирать между авторитетомъ г. С. Ше-хина и авторитетомъ такихъ именъ, какъ Котляревскій, Гулакъ-Артемовскій, Квитка, Костомаровъ, Шевченко, М. Вовчокъ, Кулишъ и, наконецъ, тотъ народъ, который является учителемъ языка всѣхъ насъ — и большихъ, и малыхъ?

 

Все это хорошо поясняетъ, насколько осторожнымъ нужно быть при критикѣ такой сложной вещи, какъ языкъ — это огромное море словъ и сочетаній, въ движеніи и всплескахъ котораго блещетъ и играетъ безконечнымъ разнообразіемъ цвѣтовъ и формъ мысль народныхъ массъ и ряда лучшихъ представителей умственной жизни народа.

 

Къ сожалѣнію, неосторожность г. С. Ше-хина не ограничивается только этимъ.

 

Въ своей замѣткѣ онъ предупреждаетъ меня о необходимости особой осторожности въ обращеніи съ малорусскимъ языкомъ, такъ какъ «безразборчивые противники» его, «прикрываясь дутымъ авторитетомъ всезнайства и честности мнимо-ученаго» могутъ воспользоваться моими промахами для того, «чтобы еще разъ бросить грязнымъ комомъ недоброжелательства въ ни въ чемъ неповинный малорусскій языкъ».

 

И самъ облегчаетъ помянутымъ господамъ возможность бросить этотъ комъ.

 

Не зная малорусскаго языка, онъ взялся критиковать его и выставляетъ цѣлый рядъ общеупотребительныхъ и совершенно правильныхъ выраженій, какъ матеріалъ для безразборчивыхъ бросателей грязныхъ комьевъ. Не довольствуясь этимъ, онъ начинаетъ пересказывать наново старыя разсужденія о «многихъ» малорусскихъ писателяхъ, которые «принимаются за собственную выковку слова и куютъ какъ придется, какъ случится», увѣряетъ, что «такихъ ковалей развелось достаточно и они принесли своей работой огромный вредъ» и пр. Пишущій эти строки готовъ оберегать чистоту малорусскаго языка отъ неумѣлыхъ бумагомарателей и полагаетъ, что только самое тѣсное единеніе съ народнымъ языкомъ даетъ возможность произведеніямъ талантливаго писателя сохранять свое вліяніе на долгое время; онъ охотно признаётъ, что слова г. Ш. имѣютъ въ себѣ нѣкоторую долю истины ⁹); но въ то-же время разсужденія г-на ШI. являются здѣсь совершенно неумѣстными какъ по той причинѣ, что подвергнутый разсмотрѣнію матеріалъ не давалъ никакого повода для возбужденія этого вопроса, такъ и потому, что обвиненія эти высказаны безъ тѣхъ ограниченій, въ которыхъ они нуждаются, и изъ нихъ сдѣланы выводы, дѣйствительностью не оправдываемые.

 

Ограниченія эти заключаются въ томъ фактѣ, что нѣтъ литературнаго языка, который могъ бы довольствоваться исключительно матеріаломъ народной рѣчи; каждый лит. языкъ пользуется болѣе или менѣе значительнымъ количествомъ вновь созданныхъ словъ, и созданныхъ преимущественно писателями и учеными: если-же такіе неологизмы не замѣчаются публикой, то лишь потому, что она къ нимъ привыкла и даже удивляется, узнавъ, что. напр., въ русскомъ языкѣ являются «скованными» такія слова, какъ пароходъ, паровозъ, міровоззрѣніе, промышленность, терпимость, отвѣтственность, самоотверженіе, раздражительность, разбросанность, равнбдушіе и нр. и пр. И въ укр. литературномъ языкѣ также не можетъ не быть неологизмовъ, — все дѣло лишь въ томъ, чтобы они выростали огранически въ связи съ ростомъ языка и въ строгомъ соотвѣтствіи сь духомъ его, да чтобы ихъ не было слишкомъ и при томъ безъ нужды много. Если «многіе» малорусскіе писатели, благодаря помянутымъ затрудненіямъ при изученіи укр. языка, дѣлаютъ въ этомъ отношеніи непохвальныя ошибки, то все-же вѣроятно можно безъ преувеличенія сказать, что число циркулирующихъ въ малорусской печати неологизмовъ будетъ не больше, чѣмъ въ каждомъ другомъ языкѣ, — они только замѣтнѣе, благодаря ихъ относительной молодости и благодаря тому, что въ сравнительно небольшой литературѣ скорѣе бросается въ глаза всякая неловкость въ родѣ только что цитированной статьи о Вирховѣ или повѣсти «На заводи». При ближайшемъ разсмотрѣніи очень часто оказывается, что предполагаемый неологизмъ есть лишь обыкновенное слово стараго малорусскаго письменнаго языка или даже и народное, но очень мѣстное. Конечно, многія научныя и почти всѣ газетныя статьи галичанъ представляются намъ слишкомъ засоренными безобразными варваризмами, но не нужно забывать того, что лучшіе представители украинской литературы въ Галиціи сами сознаютъ это и медленно, но неуклонно идутъ въ направленіи все большаго и большаго сближенія съ той варіаціей литерат. языка, которая дана лучшими представителями украинской литературы въ Россіи. Произведенія этихъ послѣднихъ несомнѣнно могутъ поддержать положеніе, что укр. литерат. языкъ въ лучшихъ своихъ образцахъ чрезвычайно близокъ къ народному, гораздо ближе, чѣмъ, напр., литературный русскій.

 

Вотъ почему выводы, дѣлаемые г. С. Ше-хинымъ изъ своихъ утвержденій, не соотвѣтствуютъ дѣйствительности.

 

Онъ утверждаетъ, будто-бы «ковали многихъ отвернули отъ малорусской литературы». Нѣтъ, не «ковали» это сдѣлали, если это вообще было. Вредъ, принесенный ими, все-же былъ такимъ малымъ по сравненію съ тѣмъ хорошимъ, что давали укр. литература и ея языкъ, что о такомъ ихъ значительномъ вліяніи не можетъ быть и рѣчи, — оно являлось лишь небольшимъ слагаемымъ въ общей суммѣ гораздо болѣе важныхъ причинъ. Входить въ разсмотрѣніе этихъ послѣднихъ здѣсь не могу, скажу только вообще, что слабость симпатій къ украинской литературѣ со стороны извѣстной части нашей интеллигенціи объясняется тѣмъ воспитаніемъ и образованіемъ, которое разобщало интеллигенцію и народъ также точно въ XIX в., какъ и въ ХVII, и тѣмъ непониманіемъ законовъ развитія народныхъ массъ, которое такъ свойственно интеллигенціи, разобщенной съ народомъ; тотъ псевдокосмополитизмъ, который не находилъ нужнымъ считаться съ фактами дѣйствительности, съ фактомъ существованія народностей и неизбѣжно вытекающихъ отсюда послѣдствій, и, наконецъ, то теченіе, которое создавало у насъ Саввъ Чалыхъ и Брюховецкихъ. Поэтому и странны разсужденія г. С. Ше—хина, изъ любви къ украинскому языку возводящаго напраслину на этотъ языкъ.

 

Такая-же напраслина заключается и въ утвержденіи будто «многія (украинскія) писанія не только не понятны народу, но даже разохочиваютъ его къ чтенію книги на родномъ языкѣ». По обыкновенію г. Ше—хинъ не приводитъ никакихъ доказательствъ своего утвержденія, а между тѣмъ дѣлать такіе приговоры безъ доказательствъ слишкомъ странно для выступающаго съ проповѣдью осторожности. Что можетъ найтись нѣсколько плохо написанныхъ книжекъ въ украинской литературѣ, какъ и во всякой другой, — это, конечно, болѣе, чѣмъ вѣроятно; что вообще плохихъ авторовъ вездѣ больше, чѣмъ хорошихъ, это также извѣстно; но когда послѣ разсужденій объ «огромномъ вредѣ» приносимомъ «ковалями», появляется утвержденіе, подобное вышеприведеннпому, тогда оно пріобрѣтаетъ такой характеръ, какъ будто рѣчь идетъ о большинствѣ явленій, о явленіяхъ, дающихъ тонъ и направленіе. Съ такими обвиненіями нужно быть осмотрительнымъ и не высказывать ихъ безъ ясныхъ доказательствъ. Доказательствами-же могутъ здѣсь быть не личныя впечатлѣнія того или иного любителя литературы, — они всегда крайне субъективны и крайне ограничены, — а лишь точныя цифры распространенія книгъ среди народа. Къ сожалѣнію и условія появленія укр. книгъ въ свѣтъ, и условія ихъ распространенія таковы, что о сколько нибудь нормальной возможности удовлетворенія спроса не можетъ быть и рѣчи: какія-бы цифры мы не имѣли, онѣ будутъ всегда неизмѣримо ниже тѣхъ, которыя получились-бы при измѣненіи помянутыхъ условій. По даже и та печальная дѣйствитительность, съ которой мы имѣемъ дѣло, говоритъ о чемъ-то совершенно противоположномъ утвержденію г. С. Ше—хина. Мы видѣли въ послѣдніе годы цѣлый рядъ дешевыхъ книгъ какъ старыхъ, такъ и новыхъ укр. писателей, книгъ, появлявшихся часто въ большомъ количествѣ экземпляровъ и успѣвшихъ уже разойтись нѣсколькими изданіями, — для этого достаточно припомнить издательства въ Кіевѣ, Черниговѣ, Харьковѣ, Петербургѣ: даже самое молодое изъ этихъ издательствъ — „Петербургское Благотв. Общество“ — уже перепечатало вторымъ изданіемъ нѣкоторыя номера своей серіи; необычайный успѣхъ сельско - хозяйственныхъ книгъ г. Чикаленка также всѣмъ извѣстенъ. Интересенъ и тотъ фактъ, что изданныя въ Россіи укр. книги для народа перепечатываются для него-же во Львовѣ (об. „Просвита“) и въ Америкѣ (для переселенцевъ изъ Галиціи и Буковины, живущихъ въ Соединенныхъ Штатахъ, Канадѣ и Бразиліи), — это научно-популярныя книжки М. Комарова, О. Степовыка, М. Загирней и др. Очевидно всѣ эти книжки, по своему языку, доступны для огромнаго большинства малорусскихъ массъ, раздѣленныхъ даже такими большими разстояніями, какими отдѣлены отъ насъ американскіе украинцы.

 

Но если таковы факты, тогда тѣмъ болѣе удивительна та неосмотрительность, съ которой г. Ше—хинъ бросаетъ свои обвиненія, и непониманіе съ его стороны того обстоятельства, что такіе пріемы трактованія вопроса какъ разъ на руку именно тѣмъ недоброжелателямъ, относительно которыхъ г. С. Ше—хинъ нашелъ нужнымъ предостерегать другихъ.

 

На этомъ кончаю возраженіе, предпринятое съ цѣлью дать нѣкоторое поясненіе затронутыхъ г. Ше—хинымъ вопросовъ. Читатель могъ видѣть изъ предыдущаго, что я не считаю языка ст. „До чытачивъ“ не нуждающимся въ улучшеніяхъ и поправкахъ — наоборотъ, я смотрю на него лишь какъ на переходную ступень къ болѣе совершенной формѣ; нахожу только, что г. Ше—хинъ затрагивалъ не то, что, быть можетъ, слѣдовало затронуть, и не такъ, какъ слѣдовало. Я буду удовлетворенъ, если эта статья хоть отчасти поможетъ тому, чтобы впредь такіе сложные и важные вопросы трактовались съ надлежащей осмотрительностью и съ запасомъ точныхъ фактическихъ доказательствъ.

 

В. Гринчéнко.

 

Кіевъ, 1903. VIII. 15.

 

 

 

 

 

_______________________

 

¹) Вредитъ также и дурная привычка, заимствованная малорусскими писателями у русскихъ и у галичанъ: пристрастіе къ иностраннымъ словамъ. Конечно, безъ нихъ нѣтъ возможности обойтись совершенно, но во многихъ случаяхъ ихъ можно и должно избѣгать. А между тѣмъ въ этомъ отношеніи приходится иногда встрѣчаться съ удивительными курьезами. Можно указать не мало статей, страницы которыхъ испещрены греко-латинскими терминами и при томъ такими, которые съ успѣхомъ могли-бы быть замѣнены малорусскими словами. Это явленіе, понятное въ спеціальныхъ научныхъ работахъ, является крайне нежелательнымъ въ работахъ, предназначенныхъ для болѣе широкой публики. Писатель, не поступаясь ни точностью выраженія мысли, ни степенью красоты формы, всегда долженъ искать языка наиболѣе понятнаго для наибольшей массы читателей. И особенно должны заботиться объ этомъ мы, украинскіе писатели, такъ какъ наша литература XIX в. была въ Европѣ первою, которая начала проводить въ жизнь то положеніе, что литература должна быть общей для интеллигенціи и народныхъ массъ. Между тѣмъ употребленіе иностранныхъ словъ въ широкихъ размѣрахъ прямо противорѣчитъ этому требованію.

 

²) Исключеніе составляетъ только одна совершенно ненужная для дѣла цитата изъ моего предисловія къ черниговскому изданію «Байокъ» Глибова.

 

 

 

³) Какъ сказано, замѣчанія г. Ш. имѣютъ филологическій характеръ; одно лишь касается содержанія. Въ моей статейкѣ Мужиловская названа «богынею мрій маленького хлопця». Г. Ш. не понимаетъ этого выраженія и считаетъ его, относительно ребенка, психологически невѣрнымъ. Размѣръ моей статейки, которая не могла быть бо́льшею, не позволилъ мнѣ говорить подробнѣе, и, быть можетъ, я неясно выразился. Вотъ какое мѣсто изъ «Жызни Кулиша» (о ней см. дальше) дало мнѣ поводъ для сказаннаго: «Образъ іи (Мужиловской) жыття и душу іи поетычню змалювавъ Кулишъ у своій повисти: «Исторія Ульяны Терентьевны». Тамъ де-що й выдумано, а багацько й дійстнои правды. Найбильша жъ правда та, що вона ёму здавалась якоюсь царыцею, або богынею» (Правда, 1868, 32). А въ самой повѣсти: «Я (Кулишъ) въ дѣтствѣ не былъ ребенкомъ: я чувствовалъ, радовался и страдалъ, какъ взрослый». «Я никогда, никогда не перестану любить васъ (т. е. Ульяну Терентьевну)! воскликнулъ я, какъ пламенный рыцарь, — никогда!... Я говорилъ истину. Это была первая любовь моя, и никогда никакое чувство не горѣло въ моемъ сердцѣ чистѣйшимъ и постояннѣйшимъ пламенемъ». (Повѣсти П. А. Кулиша, т. III, стр. 258 и 281). Постояннымъ мечтамъ мальчика-Кулиша о Мужиловской посвящено много страницъ въ этой повѣсти.

 

 

 

⁴) Вѣдь не къ однимъ-же только матеріальнымъ предметамъ прилагается этотъ глаголъ. Напр.: у Чубинскаго: Волю сама соби смерть зробыты (V, 117); Ой вы чумаченькы, ой вы молоденьки, зробить мени волю (V, 1031); у М. Вовчка: Велыку ласку мени зробы. (Нар. опов., II, 112); у Шевченка: Оттаку то ій прычыну ворожка зробыла. (Кобзарь 1883, стр. 29); у Кулиша: Зробыты гарный выбиръ (Хата, 94); у него-же: Воны зъ мене зробылы въ людяхъ прытчу (Іовъ, 37).

 

⁵) То-же у Левицкаго: Повисти (1874), 268; тамъ есть даже одуховнытысь — одухотвориться (266).

 

⁶) Письмо отъ 3 мая 1857 г. Оригиналъ его находится въ Музеѣ украинскихъ древностей В. В. Тарновскаго въ Черниговѣ, въ отдѣлѣ рукописей, подъ № 957; цитата взята изъ добавленія къ письму, названнаго: „Учытельська прыцыска“.

 

⁷) Насколько трудно иному написать такую статью даже теперь, показываютъ вотъ эти образцы изъ статьи С. Павленка о Вирховѣ, написанной черезъ 41 годъ послѣ статьи Кулиша: «а) Вся забезпека индивидуального розвою зъ опертымъ на нимъ повнымъ почуттямъ своей власнои особы, видповидальнистю и всимы запорукамы незалежносты, порядку й свободы — зныклы бъ цилковыто пры гуртовимъ выхованню дитей. Уся будучнисть людськосты, якъ у газардовій гри, була бъ поставлена на карту, абы лышъ здійстныты довильно выгадану и до того все жъ такы лыше апріорну свободу жинкы... б) Покы згодылыся зъ тымъ, що найкраще буде упорядыты поля зрошення. треба було розвязаты пытаня про хымичне знешкодиння канализаційныхъ згонивъ. в) Исторія веде впередъ и вчыняе невидчепвый вплывъ на погляды людей, г) Таки люде жывуть у тяжкимъ летаргичнимъ сни консерватизму, заснованого на екгоизми, зарозумилосты та выключальносты ихъ поглядовъ». (Л. Н. Вистн. 1902, XII, 152, 153, 158). Въ такомъ родѣ написана вся статья.

 

⁸) Слѣдующая за этимъ цитата взята изъ напечатанной анонимно въ львовск. «Правди» 1868 г. статьи «Жызнь Кулиша». Объ этой статьѣ А. Н. Пыпинъ въ І-мъ томѣ «Исторіи слав. лит.» говоритъ, что она «со свѣдѣніями, очевидно идущими и отъ самого Кулиша» (стр. 375). Но, кромѣ свѣдѣній, въ ней Кулишу несомнѣнно принадлежитъ и языкъ — это очевидно для всякаго, читающаго статью. Вѣроятно, она сильно исправлена Кулишемъ.

 

⁹) Вотъ, напр., рядъ образцевъ изъ упомянутой уже статьи г. С. Павленка о Вирховѣ: Самозричлывого борця за щастя людей, — задовблювання граматычныхъ правылъ, — видносыны до околышнього. — захыщаючысь фальшывымы ствердженнямы, — проныклывымъ и реально думаючымъ розумомъ, — працювавъ надъ непохытною науковою довидностю його, — кожна зъ ихъ мае свою незалежнисть и самопрызначення, — зробылы цилый перетвиръ въ ликарській науди, — пойихавъ бы въ мисце його пробування, — дывотворне сонце медычнои наукы, — наукове зайняття, — видгучлыва, чесна й захватна до ентузіязму натура, — за- спалисть и апатію народа, — зъ несхыбнистю анатома крае соц. организмъ, — повернуло народню освиту... въ народне затемнения, — можна було предвыдиты, — гостродумне справоздання, — пересторожлыви скрыжали, — зграю настыглыхъ ликарськыхъ пытанъ, — облегчуваты кышени хворымъ людямъ, — грубе надсыльство, — урядъ командувавъ (командировалъ) Вирхова и пр. (Л. Н. В. X и XI). Вся статья переполнена такими неудачными новообразованіями. Или вотъ образцы, найденные на четырехъ страницахъ повѣсти: Винъ робочыхъ и обличувавъ пры выдачи удержання, и грабувавъ пры закупи въ його крамныци ризного краму. — Колесо выробу овочивъ ишло рехтельно, — Проминня сонця непрымитно злывалось зъ роскишнымъ рястомъ тырсы. — На порожняву кышень нащадкы слобожанъ не малы рацыи жалуватысь. — Рядъ урожаивъ збывъ цину на зерно до нигыча... багато пекучыхъ потребъ лышылось у козакивъ безъ заспокоення. — Ихъ ставъ посягаты розрухъ. — Громадська псыхика шукала въ одчаю хочъ якого небудь ворога, абы вылыты на него всю нагромаджену роздратованисть. — Горде прызырство до нового закладу ихъ сусиды воны заховалы й на дали, нагромаджуючы свое протывенство все бильшъ. — Ворогъ, въ выгляди одной тилькы цукорни, зруйнувавъ крыхту селянського супокою въ пень: наочнисть сього ворога... — Цукорня... була яскравымъ свидкомъ суперечносты праци та капиталу и навичъ доводила слабкисть та невыкрутнисть самыхъ слобожанъ. — Мовчкы вдавалысь до насолоджування красою округа. (Ив. Стешенко, На заводи. Л. Н. В. 1900. VII, 10 — 13). Обыкновенно образцы подобнаго рода и указываются какъ примѣръ того, до чего доходятъ ,,ковали“. Конечно, такія выраженія нуждаются въ переводѣ на малорусскій языкъ, но такъ вѣдь на нихъ и смотрятъ остальные малорусскіе писатели. Въ какой-же литературѣ нѣтъ людей, силящихся дѣлать то, чего они не умѣютъ?

 

 

 

_______

 

[Кіевская Старина, 1903, томъ 82, Сентябрь, с.404 — 446]

 

15.09.1903